Жизнь и труды Пушкина

Недолго вместе мы бродили
По берегам эвксинских вод:
Судьбы нас снова разлучили
И нам назначили поход

.Онегин, очень охлажденный
И тем, что видел, пресыщенный,
Пустился к невским берегам,
А я от милых южных дам
От… устриц черноморских,
От оперы, от темных лож
…
Уехал в тень лесов тригорских,
В далекий северный уезд —
И был печален мой приезд[216].

Нам остается еще сказать по поводу 8-й главы самое замечательное. Кто не знает чудного лирического порыва, которым она начинается? В этой картине, объемлющей воспоминания первых томлений творческой силы, богатство, роскошь кисти приводят в изумление:

В те дни, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветал,
Читал охотно Апулея,
А Цицерона не читал,
В те дни, в таинственных долинах,
Весной, при кликах лебединых,
Близ вод, сиявших в тишине,
Являться муза стала мне.

Следующие затем строфы содержат изображение самого хода и развития творческих замыслов поэта, но до этой полной картины Пушкин восшел через низшую ступень создания, сохранившуюся в его бумагах как новый пример сочетания труда и вдохновения. Одну часть этой первой пробы стихотворения мы уже знаем. Она приведена была нами в описании его лицейской жизни, и читатель вспомнит, что там отрывок еще имеет форму простого рассказа, только в конце окрашенного фантазией и живительным лучом поэзии. Две другие строфы, прилагаемые теперь, уже гораздо более освещены ею, но вдохновение еще не вполне ровно лежит на всех частях этого этюда.

ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН

…

…

В те дни, во мгле дубравных сводов,
Близ вод, текущих в тишине,
В углах лицейских переходов,
Являться муза стала мне.
Моя студенческая келья,
Доселе чуждая веселья,
Вдруг озарилась! Муза в ней
Открыла пир своих затей.
Простите, хладные науки!
Простите, игры первых лет!
Я изменился, я поэт…
В душе моей едины звуки
Переливаются, живут,
В размеры сладкие бегут.

Везде со мной, неутомима
Мне муза пела, пела вновь
(Amorem canat aetas prima)[217],Все про любовь, да про любовь…
Я вторил ей; младые други
В освобожденные досуги
Любили слушать голос мой.
Они, пристрастною душой
Ревнуя к братскому союзу,
Мне первый поднесли венец,
Чтоб им украсил их певец
Свою застенчивую музу.
О, торжество невинных дней:
Твой сладок сон душе моей!

Отсюда уже Пушкин перешел к той великолепной поэтической картине, которую мы знаем и которая по блеску и яркости везде выдержанного в одинаковой степени колорита не имеет подобной себе как в самом романе, так и в русской литературе.

Нам остается еще сказать несколько слов о письме Онегина к Татьяне. Пушкин не пожалел выкинуть из него все места, которые носили печать неопределенности, неясности, может быть, и оправдываемой свойством самой страсти, какую испытывал Онегин, но Пушкин ни в чем не любил смутных представлений и образов. Вот что отбросил он в разных местах письма:

Я позабыл ваш образ милый,
Речей стыдливых нежный звук
И жизнь сокрыл в душе унылой,
Как искупительный недуг…

Так, я безумец — и ужели

Я слишком многого прошу?
Когда б хоть тень вы разумели
Того, что в сердце я ношу…

И что же? Вот чего хочу:

Пройду немного с вами рядом,
Упьюсь по капле сладким ядом
И, благодарный, замолчу…

Так создавался «Онегин», любимое дитя Пушкина, в котором сберег он добрую часть своей собственной мысли, своего чувства и даже своей жизни.