Жизнь и труды святого Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского

Борясь с нравственными настроениями своей церкви, св. Иоанн вместе с тем должен был стоять и на страже православия от нападений раскола и ереси. В его время немало смущали совесть народа новациане, которые с Запада перенесли свое учение на Восток и нашли себе убежище в Константинополе. Они с наглостью заявляли притязания на то, что только у них сохраняется истинное учение и чистая жизнь, и себя считали исключительно истинной церковью, как не терпящей нечистых членов. Это дерзкое самовосхваление глубоко возмущало святителя, и он с пламенным негодованием опровергал их. «Какая гордость, — говорил он, — какое безумие! Вы, будучи людьми, выставляете себя безгрешными? Скорее можно утверждать, что море может быть без волн; но как волны не перестают двигаться на море, так и грехи не перестают действовать в нас» [25].

Еще более озадачивало Иоанна другое зло — арианство. Хотя оно в это время уже не имело такой силы, как во времена Григория Богослова, когда все церкви столицы были в руках ариан, однако по окраинам столицы ариане были еще сильны и не упускали случая, чтобы заявить о своем существовании. Особенно они вносили смуту своими торжественными религиозными процессиями, сопровождавшимися громким пением богохульственных арианских гимнов. В этих процессиях из любопытства или невежества принимали участие и многие из православных, становясь таким образом участниками арианского нечестия. Это не могло не заботить великого святителя, и он, чтобы отвлечь православных от участия в арианских сборищах, нашел необходимым устраивать подобные же процессии с священными песнопениями и для православного народа. В этих православных процессиях приняла участие даже императрица Евдоксия, которая за свой счет снабжала народ свечами. К несчастью, процессии эти повели к беспорядкам. Столкнувшись, православная и арианская процессии не могли не возбуждать взаимного раздражения, ариане дерзко бросали в православных камнями, так что в последовавшем смятении было ранено и даже убито много людей и с той и с другой стороны, и одному из царедворцев императрицы, евнуху Врисону, была пробита камнем голова.

Это печальное обстоятельство вынудило правительство запретить подобные процессии по улицам. Но святитель, придававший высокое религиозно-нравственное значение духовному пению, как одному из лучших средств для внедрения христианства в жизнь христиан, стал чаще устраивать для этого богослужебные собрания, и особенно ему нравились всенощные бдения, проходившие наподобие христианских собраний первых веков.

«Ночь, — говорит он, — создана не для того, чтобы всю ее проводить во сне и покое: доказательством этого служат ремесленники, торговцы и купцы. Церковь Божия встает в полночь. Вставай и ты и созерцай хор звезд, это глубокое безмолвие, эту безграничную тишину. Преклонись пред Провидением твоего Господа. Во время ночи душа более чиста, более легка, она с меньшими усилиями поднимается выше; самая тьма и это величавое безмолвие располагают ее к созерцательности… Что было целию Спасителя, когда Он проводил ночи на горе, как не то, чтобы дать нам пример для подражания? Ночью изливают благоухания растения, и душа твоя более воспринимает небесную росу. Что днем сожжено солнцем, то освежается и оживает ночью» [26].

Такие назидания имели полный успех, и народ приучился к ночным богослужебным бдениям и полюбил их. Правда, столичное население было изнежено и не могло выносить особенно продолжительных служений, и благостнейший святитель не преминул проявить отеческое снисхождение к своей немощной пастве и составил особую литургию, которая с того времени сделалась лучшим достоянием всего православного мира и доселе совершается в православной церкви, нося имя своего великого составителя [27].

Благоустроив внешнюю и внутреннюю жизнь константинопольской церкви, святой Иоанн затем направил свои усилия к распространению истины веры Христовой и среди тех, которые еще сидели во тьме и сени смертной. Хотя язычество в сущности было сломлено и с погибелью Юлиана Отступника потеряло последнюю свою опору, однако искра жизни в нем все еще теплилась и по временам даже вспыхивала зловещим пламенем… Последователи Юлиана и ученики различных языческих софистов — вроде Ливания — не хотели расстаться со своей мечтою о восстановлении язычества, и до какой степени была живуча эта мечта, показывает то замечательное явление, что среди язычников широко распространено было убеждение, в силу которого старые боги должны были вскоре ожить и восторжествовать над Христом.

Языческие оракулы распространяли среди народа будто бы древнее предсказание, что все успехи христианства, как происходившие вследствие волхвований св. Петра, главного обольстителя мира, должны будут закончиться с четвертым веком, и 400-й год должен ознаменоваться постыдным падением христианства и полным торжеством язычества [28].