Жизнь и творчество Николая Носова

От произведения к произведению расширяется диапазон средств повествования, приёмов создания образов. Повествование становится более раскованным, исчезает однотонность изложения, присущая некоторым рассказам и повестям. Наряду с уже привычными, освоенными Носовым средствами: диалогом, описанием действий и предметов, внутренним монологом — появляются описание костюмов, привычек героев, интерьера, пейзажа, «говорящие» имена (Скрягинс, Знайка, Пончик), пространные монологи, реакции героев на события, в текст включаются отрывки, стилизованные под статьи из газет, объявления. Значительное место занимает авторская характеристика, что связано с изменением типа повествователя. Раньше он как бы сливался с главным героем, теперь же выделился в самостоятельный образ со своей точкой зрения на происходящее, со своим отношением к героям. И дело не в том, что выросло художественное мастерство Носова — разнообразия художественных средств требует разросшийся жизненный материал, лежащий в основе произведений, постановка новых проблем.

Более разнообразным по своей стилистике становится язык. Появляются гиперболы, персонификация, образное сравнение. Усложняется синтаксическая структура предложения. Богаче лексика. Например, вместо однообразного «говорит» и «сказал» — «удивился», «замялся», «погрозила» и т. д. Иногда используется пародия — стихотворения поэтессы Самоцветик, каждое из которых заканчивается моралью, не имеющей ничего общего с его содержанием. Временами стиль Носова обретает в общем-то несвойственную ему поэтичность: «Тысячи солнечных зайчиков, отразившись от поверхности воды, плясали на огуречных листьях, освещая их снизу каким-то таинственным светом. От этого казалось, что воздух под листьями... тоже волнуется и трепещет, словно машет бесчисленными невидимыми крылышками». И надо отдать справедливость, эти поэтические «включения» не являются инородным телом, они всегда на месте, всегда функциональны. В данном случае удачно передаётся настроение Незнайки и Кнопочки, увлечённых сказочным миром.

Более индивидуализированной становится речь персонажей. В одном из писем Носов говорит: «Малютки эти, которых я назвал коротышками, были удобны тем, что я мог не развивать и не углублять их характеры... а снабжать их отдельными чёрточками, отражать какую-нибудь одну сторону характера»[6]. Вот эта самая одноплановость характера, построенного на одной черте, адекватно проявилась в речи персонажей. Так, простодушный, не очень-то воспитанный, любящий покомандовать Незнайка изъясняется в основном императивами: «Хватайте это яблоко, катите его! Осади назад, чтоб вы лопнули... А вы там, сверху, предупреждайте». Граничащая с занудливостью педантичность профессора Звёздочкина рождает такой оборот: «...мы не выполнили того, что было намечено, а раз не выполнили того, что было намечено, то надо будет всё-таки выполнить, а раз надо будет выполнить, то придется всё-таки выполнить и подвергнуть рассмотрению». Усиление индивидуализации речи объясняется ещё и тем, что изменился состав героев Носова. Раньше это были, главным образом, школьники 4—5 классов, теперь это люди разных возрастов, сословий, профессий.

Классиком делает писателя время и люди. Вот уже пятое десятилетие читаются и переиздаются книги Николая Носова. Они жили с ним и пережили его. И это случилось во многом благодаря постоянному поиску новых тем, героев и, конечно же, новых форм художественного отражения действительности.

Антон Иванов Ловушки Николая Носова

1. Вхожу в сюжет

Моё первое знакомство с творчеством Николая Носова состоялось в четырёхлетнем возрасте. Мне читали вслух рассказ «Живая шляпа». Шляпа непонятно отчего двигалась по комнате, мальчики Вовка и Вадик, вооружившись для смелости кочергой и лыжной палкой, пробовали выяснить, насколько опасен для них этот оживший вдруг головной убор. Герои рассказа тряслись от страха, я же хохотал так, что несколько раз, пока мне читали, падал со стула.

Тайна разъяснялась просто: оказывается, шляпа упала с комода на котенка Ваську, который, пытаясь выбраться наружу, и передвигал её по полу. Рассказ кончился, а я требовал, чтобы мне читали ещё и ещё. Вскоре я уже выучил «Живую шляпу» почти наизусть, но не уставал смеяться. Мало того, с каждым разом мне становилось всё смешнее и смешнее. Попробую воссоздать свои детские чувства.

Первое чтение: я как бы нахожусь в одинаковом положении с героями рассказа. Мне, как и им, непонятно, почему шляпа сама, без посторонней помощи, двигается но полу. Вовке и Вадику страшно, и мне немного страшно. Смеюсь я пока только из-за того, что Вовка и Вадик, превозмогая охвативший их ужас, ругают шляпу и даже угрожают ей:

«— Где же она? — спрашивает Вадик.

― Вон там, возле стола.

― Сейчас я её как тресну кочергой! — говорит Вадик. ― Пусть только подлезет ближе, бродяга такая!

По шляпа лежала возле комода и не двигалась.

— Ага, испугалась! — обрадовались ребята.— Боится лезть к нам.

― Сейчас я её спугну,— сказал Вадик. Он стал стучать но полу кочергой и кричать: — Ой ты, шляпа!»