Жизнь и творчество С М Дубнова

Эта статья - пишет он в "Книге жизни" - представляла сгущенный экстракт всего, продуманного за два года. Ясно очерчен был наш путь: мы должны продолжать борьбу за эмансипацию, в которую мы ринулись с гневом униженных и страстью мучеников, должны бороться, как единая еврейская нация, входящая в состав различных государств... В противном случае мы можем завоевать для себя свободную гражданскую жизнь, но не будем застрахованы от национальной смерти". В заключении писатель указал, что Фолькспартей стремится объединить все прогрессивные силы нации.

Статья вызвала оживленную полемику. Орган Винавера упрекал основателей новой партии в том, что они идут на уступки сионистам. С. Дубнов ответил своим оппонентам на столбцах Фрайнда (Фрайнд, № 42-43). Впервые писал он по-еврейски и был радостно удивлен, когда оказалось, что язык этот не представляет для него трудностей. "Во время писания - говорится в дневнике - какая-то теплая струя прилила к сердцу: маме-лошен" (родной язык) ... Написав для той же газеты статью, посвященную проблеме эмиграции, (145) С. Дубнов окончательно пришел к убеждению, что язык детства, усовершенствованный в литературе последних лет, достаточно гибок, чтобы передавать разнообразные оттенки мысли.

Распад Союза Полноправия, просуществовавшего всего два года, был ударом для писателя, который верил, что эта организация призвана осуществить многие из его заветных идей. Воскресла потребность собрать воедино и издать разбросанные по журнальным книжкам статьи, формулировавшие эти идеи. С. Дубнов вернулся к работе, начатой в деревне под Вильной - тщательной систематизации мыслей, явившихся итогом бурного десятилетия. К весне 1907 года работа была закончена; статьи составили солидный том. Во введении автор дал краткую характеристику недавно завершившейся дифференциации еврейских политических группировок. Своей собственной идеологии отвел он место между крайними течениями, предвидя, что ее будут штурмовать и справа, и слева.

Среди разнообразных и подчас носивших случайный характер работ С. Дубнов не переставал мечтать о погружении в труд большого охвата. С мыслью о таком труде всё настойчивее сочеталось представление об уединенном уголке, в тишине которого голоса прошлого звучат внятнее, чем в сутолоке большого города. Судьба помогла писателю найти такой уголок в недалекой Финляндии, стране лесов и озер: это было запущенное именье, принадлежавшее состоятельным петербургским родственникам. Уже в первое лето, проведенное в Линке, новый житель почувствовал прелесть суровой и нежной северной природы; воскрес пантеистический экстаз, охватывавший душу в лесах Полесья. Запись в дневнике от августа 1907 г. гласит: "я сейчас молился в своеобразной синагоге. Рано утром вышел в лес, улыбавшийся солнцем сквозь слезы дождя или росы, и несколько минут... душа молилась в знакомых с детства словах, ... Святые мученики 1903-1906 годов! Я поминаю вас здесь, в глуши финляндского леса, в слезах напевая: Эль моле рахамим ..."

Финляндский уголок стал для С. Дубнова на целый ряд лет местом напряженного, радостного, ничем не нарушаемого труда. Уже в мае начинались приготовления к отъезду. В передней (146) раздавался стук молотка: напевая свои любимые мелодии, писатель аккуратно укладывал рукописи и книги в большие сбитые из досок ящики и заколачивал их гвоздями. Когда ранние гости приезжали в усадьбу, медленная северная весна дышала им в лицо черемухой, и налитый птичьим гомоном день переливался в серебряные колдовские сумерки белой ночи. Потом наступали летние дни, напоенные терпким, тягучим зноем; хорошо работалось в зеленой тишине, чудесны были прогулки по тропинкам, скользким от сосновых игл, вьющихся между мхами и вересками. По вечерам за самоваром на уютной веранде большого барского дома велись задушевные беседы; гостеприимные хозяева - двоюродная сестра писателя Роза Эмануил и ее муж - часто вспоминали те далекие годы, когда в их доме появился впервые молодой застенчивый провинциал, мечтавший о литературной карьере . . .