Читаем Жизнь и творчество С М Дубнова полностью

Летом 1907 года в усадебную тишину ворвались тревожные вести: царским указом распущена была 2-ая Дума и изменен избирательный закон. В часы одиноких прогулок писатель с тревогой размышлял о будущем. Мозг сверлила мысль: не разумнее ли в пору всё усиливающейся реакции уйти от сутолоки бесцельных заседаний, поселиться в каком-нибудь тихом уголке Финляндии и посвятить себя всецело большому труду? Много раз Семен и Ида Дубновы обсуждали этот план, но ни к какому решению не пришли. Когда по возвращении в город писатель возбудил ходатайство о продлении права жительства в столице, министерство ответило, что считает возможным выдать разрешение только на один год. Труженика, мечтавшего об оседлой жизни, угнетала эта неопределенность. Переселившись осенью 1907 г. в университетский район, он пишет в дневнике: "... Надо, наконец, осесть на одном месте, хотя бы на этом академическом острове Невы, и доживать там остаток дней в непрерывном труде... Если свыкнуться с политическим вулканом, можно на этой. . . тихой и чистой окраине Петербурга... предаться научной работе, а летом ежегодно исцелять усталую душу воздухом Финляндии".

Автор этих строк не предчувствовал в ту пору, что все его попытки спокойной, оседлой жизни будут разрушаться, одна за другой, жестокими бурями истории.

(147)

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ЕДИНСТВО В МНОГООБРАЗИИ

На долю писателя, мечтавшего о том, чтобы сосредоточиться над главным трудом, выпало в петербургский период крайнее разнообразие литературно-общественных функций. Совмещение этих функций, отвечавших внутренней потребности, требовало большого напряжения сил. Когда в конце 1907 г. возник проект издания еврейской энциклопедии на русском языке, С. Дубнов не сразу решился войти в редакционную коллегию; участие в крупном научном предприятии грозило нарушить рассчитанный на десятилетия план работы. Сознавая, однако, что новое культурное начинание заслуживает поддержки, он согласился редактировать отдел, посвященный европейскому периоду еврейской истории. Издатель этим не удовлетворился: он настаивал на том, чтобы писатель взял на себя редактирование издания в целом, и грозил, что отказ может погубить всё начинание. Почти ультимативная форма этого предложения смутила писателя; запись в дневнике в феврале 1908 г. отражает тяжелые душевные колебания. Автор ее никак не может решиться "продаться за высокое ежегодное жалование в 5.000 рублей", значительно превышавшее его обычный заработок, и отодвинуть в далекое будущее очередные большие труды. "Никогда... - пишет он я не шел на материально заманчивые предложения, предпочитая бедность с любимыми работами богатству с постылыми. Но энциклопедия не постылая работа, и без меня она, пожалуй, погибнет... Что же? Пожертвовать ей пять лет из немногочисленных оставшихся мне в жизни, когда и без того боишься умереть, не сделав своего большого дела?" В конце концов, после трехдневных размышлений в тишине тонущей в сугробах финляндской (148) усадьбы, писатель решил отвергнуть предложение, сулившее годы материальной обеспеченности.

Организация нового научного предприятия оказалась делом крайне сложным. С. Дубнов, педантически строгий и к себе, и к другим, не умел мириться с поверхностным дилетантством, а серьезных научных сил среди сотрудников было мало. Нередко приходилось чуть ли не заново переделывать статьи и испещрять поправками корректурные гранки. Напряженная работа не оставляла места даже для краткой передышки. А тут зимой 1907-1908 г. возникло еще одно начинание, требовавшее поддержки: курсы еврейской науки, основанные группой петербургской интеллигенции с бароном Гинцбургом во главе. С. Дубнов очень увлекся идеей курсов; но организационное совещание, состоявшееся на квартире барона, произвело на него тягостное впечатление. "Дело - пишет он в дневнике втиснуто в футляр частного баронского предприятия, с заскорузлыми профессорами, среди которых и мне предложили кафедру истории". Инициаторы новой школы придумали для нее тяжеловесно-академическое название - "Курсы востоковедения", рассчитывая усыпить этим бдительность властей. Среди слушателей оказалось немало студентов высших учебных заведений; большинство составляли, однако, провинциалы-самоучки, питомцы иешив, обладавшие серьезной талмудической эрудицией, но крайне скудным запасом общих знаний. Это была та плебейская, идеалистическая, жаждавшая просвещения молодежь, с которой С. Дубнов без труда находил общий язык. Постановка дела на курсах его не удовлетворяла: псевдонаучность и дилетантство, с которыми нередко приходилось бороться при редактировании статей "Энциклопедии", и тут мешали поставить работу на должной высоте.

Больше всего удручало в ту пору писателя, что материалы для предстоящих больших работ всё еще неподвижно покоились на дне объемистых ящиков его письменного стола. Не хватало времени и для публицистики: полемические статьи по поводу "Писем о старом и новом еврействе" - Клаузнера в журнале "Гашилоах" и X. Житловского в сборнике "Серп" - так и остались без ответа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза