Жизнь и творчество С М Дубнова

Ощущение связи между историей и современностью никогда не покидало писателя. В одной из лекций на Курсах Востоковедения он так охарактеризовал эту связь: "Сущность историзма в том, чтобы прошлое воспринимать с живостью текущего момента, а современность мыслить исторически". Отвращение к "мертвой науке" пронес он через все годы своей деятельности. Оно воскресло с особенной силой, когда по поручению Историко-Этнографического Общества ему пришлось посетить престарелого историка Гаркави. Ветхий хозяин квартиры, пропитанной пылью фолиантов, встретил делегата не слишком дружелюбно: он не забыл, что много лет назад молодой задорный критик писал о нем, как об олицетворении сухой, бездушной учености... Спустя тридцать лет этот критик готов был подтвердить прежнюю характеристику. "Как всё тут безжизненно! - пишет он в дневнике. ... Мумия истории, зарытая в квартире-склепе среди книг и бумаг ... Мне с этим человеком, действительно, не по пути, мне, для которого история родник кипучей жизни, борьбы, творчества, источник миросозерцания ...".

Эта живая история водила рукой С. Дубнова, когда он писал для американского издательства очерк истории евреев в Польше и России. Обрабатывая для этого очерка обширный, никем еще не использованный материал, он решил, что надо сделать своей жизненной задачей монументальный труд - Всеобщую Историю еврейского народа; история восточного еврейства, задуманная, как отдельная монография, должна войти в состав этого труда. И он (176) мысленно просил судьбу об одном: только бы дожить, только бы довести работу до конца ...

Вести о поражениях на фронте вызывали в тылу большую тревогу. В этой атмосфере рос антисемитизм, питаемый ядовитыми слухами, но одновременно усиливался и отпор ему в кругах передовой интеллигенции. С. Дубнов отмечает в дневнике горячий протест Л. Андреева против расовых преследований, позорящих Россию. В 1915 г. возникла по инициативе М. Горького, Л. Андреева и Ф. Сологуба "Лига борьбы с антисемитизмом". На писателя произвело сильное впечатление первое многолюдное собрание Лиги, открывшееся взволнованной речью М. Горького. Боевые ноты, звучавшие во многих речах, доставили С. Дубнову большое удовлетворение. В печати, скованной железным обручем цензуры, такая смелая критика правительства была невозможна. Цикл "Inter Arma" так и не был доведен до конца: военная цензура закрыла "Новый Восход", а вслед за ним и другие русско-еврейские журналы.

Публицистический темперамент писателя находил себе исход на новых страницах Всеобщей Истории. С. Дубнов работал теперь над заключительными главами. В пору разгара правительственного антисемитизма внимание его снова привлекла затронутая в свое время тема "тридцатилетней войны" самодержавного режима с евреями, и он подверг ее обстоятельной разработке. Писание действовало успокаивающе. "Сижу в тишине кабинета - гласит запись от 1-го августа 1915 г., - и составляю по периодической печати хронологию эпохи с 1881 г. Моя юность соткана с началом этой эпохи, и вся моя жизнь - с продолжением ее, и без волнующих личных воспоминаний не обойдется в этой работе".

Внешняя обстановка с течением времени заметно ухудшалась. В стране остро ощущался недостаток припасов, дороговизна, нехватка рабочих рук. Иногда писателю казалось странным, что, несмотря на все эти трудности и на жуткие вести с фронта, жизнь идет своим путем, что ".. . мы еще способны заседать в Комитете Исторического Общества, беседовать об исторических сюжетах, о литературных предприятиях (совещание у М. Горького по поводу еврейского национального сборника), а я редактирую "Старину".

В ноябре 1915 г. пришло из Лондона письмо от долго молчавшего (177) Ахад-Гаама. Несмотря на обычную сдержанность тона, чувствовалось, как он глубоко потрясен войной. "В центре мировой совести - писал он - я убедился, что эта совесть - призрак". Это был крик души человека с высокими моральными требованиями, ошеломленного разгулом грубых инстинктов. Статья С. М. Дубнова "De profundis" была откликом на это трагическое письмо. Со свойственным ему оптимизмом писатель утверждал, что после чудовищной резни должна пробудиться мировая совесть: в противном случае человечество потеряло бы смысл жизни... Но именно крепнущее ощущение бессмысленности человеческого существования было тем червем, который точил мозг Ахад-Гаама...