Удивительно, насколько более ясно Вы можете выражать свои мысли в письме, чем в речи. Естественно, я очень много знал или даже большую часть того, о чем Вы пишете, и поэтому теперь мне приходится дать Вам лишь немного объяснений. Почему я не бранил Вас и, таким образом, не открыл путь к общему пониманию? Честно говоря, это была моя слабость. Я не являюсь психоаналитическим сверхчеловеком, которого Вы сконструировали в своем воображении, я также не преодолел контрперенос. Я могу обращаться с Вами подобным образом не более чем мог бы делать это с тремя моими сыновьями, так как слишком сильно их люблю, и мне было бы жаль так поступать с ними.
Вы не только заметили, но также поняли, что у меня больше нет какой-либо надобности полностью раскрывать свою личность, и правильно проследили эту черту вглубь до вызвавшей ее травматической причины. После случая с Флиссом, преодолением которого, как Вы недавно видели, я был занят, такая потребность была уничтожена. Часть гомосексуального катексиса была изъята и использована для увеличения моего собственного эго. Я имел успех там, где параноик терпит неудачу.
Кроме того, Вам следует знать, что я чувствовал себя не так хорошо и страдал от кишечных расстройств больше, чем мне хотелось бы признать. Я часто говорил себе, что любому, кто не является хозяином своего Конрада[120]
не следует пускаться в путешествия. Именно в этом моменте должна была бы начаться наша откровенность, но Вы казались мне недостаточно стойким для того, чтобы не проявлять излишнюю озабоченность относительно моего состояния.Что касается неприятности, которую Вы причинили мне, включая определенное пассивное сопротивление, то все это претерпит те же самые изменения, что и воспоминания о путешествиях в целом: они очищаются, все небольшие расстройства исчезают, а то, что было чудесного, остается для интеллектуального удовольствия.
То, что Вы предположили, будто у меня какие-то большие секреты, а также очень ими интересовались, было легко заметить, а также нетрудно понять, как детское желание. Так как я говорил Вам все, что касается научных вопросов, я скрывал очень немногое из своей внутренней жизни; случай с национальным даром[121]
, как мне кажется, явился достаточно нескромным. Мои сновидения в то время были заняты, как я намекал, целиком моей «историей» с Флиссом, что, вполне естественно, едва ли возбудило бы Вашу симпатию.Так что когда Вы взглянете на эту историю более внимательно, то обнаружите, что у нас не так-то уж много поводов для разногласия, как Вам сперва показалось.
Мне более хотелось бы обратить Ваше внимание на настоящее…