Дорогой Джонс,
Сожалею, что Вы все еще продолжаете страдать, и так как я чувствую себя довольно плохо последние две недели, то полон к Вам сочувствия.
Этот год принес разочарование, которое нелегко переносить. Я обнаружил, что Вы обладаете меньшим контролем над своими настроениями и страстями, являетесь менее последовательным, искренним и надежным, чем я имел право ожидать и к чему обязывает Вас занимаемое видное положение. И хотя Вы сами предложили образование Комитета, Вы не воздерживаетесь от того, чтобы не подвергать опасности разногласий близость его членов путем несправедливых укоров. Вы знаете, что не в моей привычке скрывать свое справедливое суждение в отношениях дружбы и я всегда готов подвергнуться риску, связанному с таким поведением.
Вы абсолютно правы в требовании, чтобы друзья обращались друг с другом столь же безжалостно, как это делает судьба, но просто представьте себе, насколько более удовлетворительным для друга является вознаграждение, или похвала, или восхищение со стороны другого человека, нежели прощение его грехов…
Надеюсь на полнейшее восстановление доверия и дружбы в 1923 году (sic).
Любящий Вас Фрейд.
Я должен оставить другим решать, законны ли претензии Фрейда, представленные туг, или они являются примером его внушаемости. Намек на мои «страсти», который едва ли мог исходить от Ранка, особенно когда в дальнейших письмах последовали загадочные намеки на «приключения» в эротическом смысле, отвлекающие от работы, особенно озадачил меня. Объяснение всему этому нашлось много месяцев спустя. Среди моих пациентов, которых я посылал к Фрейду в те годы, была одна женщина, которую я частично анализировал сам, поэтому я послал ему краткий обзор ее случая. Она приняла пару любезностей, которые я ей оказал, за доказательство непосредственной любви с моей стороны, и, как я написал в своем письме, «это вылилось в признание в любви» с ее стороны. Фрейд ошибочно понял эти строки, решив, что признание в любви исходило от меня, и даже предположил, что я имел с ней сексуальные отношения; когда она пришла к нему для анализа, он был обрадован, обнаружив свою ошибку.
Вскоре Фрейд перешел к более конкретной критике моего поведения, на что было намного легче реагировать. Одной из главных проблем здесь был источник чрезмерной задержки в публикации его книг на английском. Фрейд выказывал все большее нетерпение и сомневался, доживет ли он до того времени, когда сможет увидеть хотя бы часть своих книг на английском.