Жизнь и творения Зигмунда Фрейда

Фрейд был шокирован и до некоторой степени встревожен, услышав о том, что Арнольду Цвейгу предлагают стать его биографом. Фрейд решительно запретил ему это делать, говоря, что он может найти дела и получше, и поважнее. Отношение Фрейда к написанию биографий было, несомненно, крайне отрицательным, так как он добавил: «Становящийся биографом обязывается лгать, утаивать, лицемерить, приукрашать и даже прикрывать свое непонимание, так как биографическая правда недоступна, а если бы и была доступна, не была бы использована. Правда — торная тропа, люди ее не заслуживают, впрочем, и наш принц Гамлет не прав, спрашивая, мог ли кто-нибудь избежать наказания плетьми, обойдись с ним по заслугам». И несмотря на это, я продолжаю свой рассказ перед лицом столь сурового приговора.

К этому времени Фрейд становился все более уверен в том, что будущее Австрии будет связано с нацистами, хотя при этом он в основном имел в виду австрийских нацистов, которые, как он (ошибочно) надеялся, будут более мягкими. Поэтому он заметил: «Я со все меньшим и меньшим сожалением ожидаю того времени, когда опустится мой занавес».

В июле Фрейд подвергся двум крайне болезненным операциям, и в первый раз со времени первой операции в 1923 году у него безошибочно был обнаружен рак. В течение последних пяти лет врачи устраняли его появление, удаляя предраковую ткань, но начиная с этого времени они знали, с чем им придется столкнуться лицом к лицу и что следует ожидать постоянных повторений злокачественной опухоли.

Следующим событием стал Мариенбадский конгресс, который начался 2 августа. Место для его проведения было выбрано таким образом, чтобы Анна находилась неподалеку от своего отца, чтобы прийти к нему на помощь в случае необходимости. В своей президентской речи я описал Чехословакию как остров свободы, окруженный тоталитарными государствами, и высказал несколько замечаний в их адрес, что послужило причиной занесения меня нацистами в черный список, с тем чтобы меня «ликвидировать», как только они оккупируют Англию. Эйтингон встретился с Фрейдом перед конгрессом — так как не смог присутствовать на его 80-летии, — а я встретился с Фрейдом вскоре после окончания конгресса; это была моя последняя встреча с Фрейдом до кризиса эмиграции, который наступил восемь месяцев спустя.

13 сентября тихо отмечалась золотая свадьба Фрейда и его супруги. На ней присутствовали четверо из его уцелевших детей, все, за исключением Оливера. Фрейд заметил Мари Бонапарт с характерным для него скрытым намеком: «Это, несомненно, оказалось неплохое решение проблемы брака, и она до сих пор нежна, здорова и активна».

Конец этого года оказался тяжким временем для Фрейда. Анна обнаружила еще одно подозрительное пятно, которое Пихлер, как оказалось впоследствии, ошибочно принял за раковое.

В субботу 12 декабря Пихлер сказал мне, что обязан выжечь новое пятно, которое кажется ему подозрительным. Он сделал это, и микроскопическое исследование показало лишь безвредную ткань, однако реакция организма на эту операцию была ужасной. Самое главное, жестокая боль, затем, в последующие дни, с трудом закрывающийся рот, так что я не могу что-либо есть и с огромным трудом могу питы Я веду свои анализы, каждые полчаса меняя бутылку с горячей водой, чтобы прикладывать ее к щеке. Я получил малое облегчение от коротковолновой терапии, но она длилась недолго. Мне сказали, что мне придется в течение недели мириться с подобным существованием[185]. Я бы желал, чтобы Вы могли видеть, какие признаки симпатии выказывает мне Джо-фи[186] в моем страдании, как если бы она все понимала.

Наш министр образования издал формальный приказ о том, что дни любой беспредпосылочной научной работы, как в либеральную эру, закончились; начиная с этих пор наука должна работать в унисон с христианско-германским мировоззрением. Это обещает мне веселое время! Совсем как в дорогой Германии!