Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра

Торговые суда, как, например, «Амели», были относительно более ценными, особенно если были захвачены в грузу, поскольку груз часто стоил даже больше, чем само судно. Сумма, вырученная от продажи приза на аукционе или каким-либо иным образом, за вычетом комиссионных торговым агентам, делилась на восемь частей, одна из которых направлялась старшему флаг-офицеру на позиции, три — командиру захватившего приз корабля, одна — его офицерам, одна — старшинам и две оставшихся — рядовым членам команды. Если неприятельский корабль был разрушен или потоплен, призовых денег могло вообще не быть, однако в этом случае комиссионеры Королевского флота платили приблизительно по пять фунтов за голову «каждого противника, который был жив в начале сражения». Эта сумма так же делилась, как если бы неприятельский корабль был захвачен и продан. Система эта явно работала в пользу командира корабля, однако на нем же была и вся тяжесть ответственности за повреждения и потери, если приз не был признан судом. Обитатели нижней палубы редко получали больше чем одну-две гинеи на человека — сумму, которую легче было пустить по ветру, чем сохранить. Хорнблауэр, до этого времени не имевший удачи с призами, в 1810 году заработал значительную сумму призовых денег: «Артемис» был снова принят на службу в Королевский флот, а «Альцест» — закуплен для нее же. Судя по всему, Хорнблауэру удалось собрать до 6000 фунтов стерлингов — достаточно, чтобы приобрести небольшое поместье. С этого времени покупка Смоллбридж-Мэнор стала действительно возможной и вполне осуществимой, как только имение будет выставлено на продажу.

24 июля контр-адмирал Лейтон снова поднял свой флаг на «Плутоне», а его эскадра вновь была в полном составе, готовая к решительному удару, нанесение которого так долго откладывалось.

Этим ударом должно было стать не более и не менее, чем взятие Росаса, каталонского порта, второго по значению после Барселоны. Успеху операции должна была способствовать ожидаемая помощь испанских повстанцев под командой генерала Ровира. Говорили, что у него семь тысяч человек в окрестностях города Олот. Предполагалось, что французский гарнизон Росаса насчитывает всего две тысячи человек. Расстояние между Олотом и Росасосом составляло около тридцати миль, а приблизительно посредине этого пути лежал городок Жерона, в котором также находился французский гарнизон. Если Ровире удастся обойти Жерону по горным тропам, он сможет выйти на удобные позиции для штурма Росаса, но при этом ему будет не хватать осадной артиллерии. Поэтому Лейтон выгрузил необходимые пушки на берег в районе Сельва-дель-Мар с отрядом прикрытия в шестьсот матросов и морских пехотинцев. Высаженный на берег через четверо суток после того, как генерал Ровира начал свой марш и имея перед собой лишь шестимильный участок пути, британский отряд должен был достичь Росаса почти в то же самое время, что и испанцы. Поскольку Седьмой корпус французской армии располагался к югу от Барселоны, у союзников оставалась добрая неделя для взятия Росаса. После захвата этот порт мог стать воротами, через которые в страну хлынули бы испанские войска, что создало бы значительную угрозу французским коммуникациям. Сам по себе план был великолепен, однако его выполнение зависело от исполнения испанцами своих обещаний, испанской информации о противнике и (что было хуже всего) от испанских войск. Пушки Лейтона могли проломить бреши в стенах Росаса, но идти на штурм должны были полки Ровиры. То, что Ровира и его люди ненавидели французов, могло быть правдой, но на войне они были новичками — несмотря на весь оптимизм своих планов, столь же неопытными, сколь плохо экипированными. Хорнблауэр, которому предстояло командовать группой высадки, никак не мог разделять уверенность Лейтона в их испанских союзниках. Похоже, вся операция была гораздо сложнее, чем контр-адмирал мог себе представить, однако, получив приказ, Хорнблауэр предпочел оставить свои сомнения при себе.