Жизнь и житие святителя Луки Войно-Ясенецкого архиепископа и хирурга

От митрополита, возглавлявшего после смерти Патриарха Тихона Русскую Православную Церковь, Лука отправился в министерство здравоохранения хлопотать об Институте гнойной хирургии. Нарком не принял его, но заместитель наркома, по словам Войно-Ясенецкого, отнесся к его планам «сочувственно». Обещал даже поговорить с Федоровым, директором Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ), которого вскоре ожидали в Москве. «Я очень обрадовался этому, – вспоминает Лука, но… Федоров отказался предоставить епископу заведование научно-исследовательским институтом. Мне некуда было деваться…»

Но почему, собственно, некуда? Ведь канцелярия местоблюстителя Сергия предлагала епископу Луке на выбор несколько архиерейских кафедр. А кафедра – это и стол, и дом, и дело, ради которого десять лет назад владыка сам счел возможным покинуть хирургию. Неужели две ссылки так изменили его? А, может быть, просто испугался человек? Узнал, почем фунт лиха, каковы они, тюремные харчи, и решил – с меня хватит. Так поступали многие. Поступали, но на Войно-Ясенецкого это не похоже. И прошлое, и недалекое будущее епископа Луки, которое я знаю наперед, являют характер гордый, унижению страхом не подверженный. Тут другое. Деваться Луке осенью 1933-го некуда совсем не потому, что испугал его крест церковной службы и почти неизбежный вслед за принятием кафедры арест. И не потому даже, что Ташкентский архиерей Арсений недвусмысленно объяснял Луке, что двум епископам в одной епархии, как равно и двум медведям в одной берлоге, пребывать несподручно.

Напрасно беспокоился Арсений Ташкентский. Совсем иное томило Войно-Ясенецкого холодной слякотной осенью в промозглой Москве. Наукой хотелось заниматься Луке, о хирургии он мечтал. Зная подлинные свои возможности, захотел вновь испытать себя в серьезных операциях. Да и возраст подошел солидный – пятьдесят шесть, надо торопиться, творческий век клонится к закату. А мыслей интересных еще много и силы не растрачены. Сейчас самая пора – весь богатый опыт – людям, врачам. Чтобы идеи и методы гнойной хирургии окрепли, вошли в сознание тысяч медиков, нужны ему, если не институт, то хотя бы кафедра, лаборатория. Нужно публиковать статьи, выпускать атласы и монографии, выступать с докладами на Хирургическом обществе. Решительный, даже подчас слишком прямолинейный по натуре, хирург заметался в том замкнутом пространстве, которое сам для себя выстроил. Отказ в министерстве, невозможность ехать в Ташкент, неутолимая тяга к хирургии, осложнившиеся отношения с канцелярией местоблюстителя – все это смешалось для него в хаотическое нагромождение бед, нагромождение, с которым, казалось, невозможно было справиться. Свобода, дарованная без права пользоваться ею по своему вкусу и желанию, обернулась постылой, бессмысленной. Лука впал в душевную прострацию, поступки его на какое-то время стали хаотичными и противоречивыми.

«…На обеде у митрополита Сергия один из архиереев посоветовал мне ехать в Крым. Без всякой разумной цели я последовал его совету и поехал в Феодосию… Питался в грязной харчевне, ночевал в Доме крестьянина и, наконец, принял новое бестолковое решение – вернуться в Архангельск. Там месяца два снова принимал больных в амбулатории»[112].

Весной 1934 г., «немного опомнившись», Лука все-таки поехал в Ташкент: хотелось повидать детей, Елену и Валентина. Но долго оставаться в городе, мешая митрополиту Арсению, совесть ему не позволила. Да и хирургическую работу местные чиновники ему не давали. Оставалось одно: уехать в провинцию, забыть мечты о науке и тянуть лямку в какой-нибудь больничке на два десятка коек. Войно выбрал Андижан. Туда его брали хирургом-консультантом в городскую больницу, не имеющую гнойного отделения. И то слава Богу.

В Андижане, маленьком узбекском городке в двух-трех сотнях километров от Ташкента, Войно получил, наконец, долгожданную возможность оперировать. Больничная операционная, правда, невелика и не слишком комфортабельна, но после архангельской амбулатории она должна была казаться хирургу вполне пристойной. Тем более, что андижанские медики приняли профессора почтительно. Его просили читать курс хирургии для специалистов и в том числе сделать несколько докладов о хирургическом лечении злокачественных опухолей. В конце концов, и в провинции делаются научные работы, создаются научные школы. Ведь защитил же когда-то сам Войно докторскую диссертацию, заведуя Перееславской больничкой на тридцать пять коек.