Жизнь и житие святителя Луки Войно-Ясенецкого архиепископа и хирурга

Кричать на врача – это Войно позволяет себе крайне редко. Но больной в третьем корпусе, действительно, фигура центральная. Ночь ли, день ли воскресный, находится ли врач в очередном отпуске или болеет, – ничто не освобождает его от обязанности явиться немедленно в отделение, если это необходимо для спасения пациента. Этот строго заведенный порядок профессор и сам выполняет без малейшего ропота. «Какой бы ни был церковный праздник, – вспоминает доктор Левитанус, – какую бы службу ни служил он в церкви, но если дежурный врач присылает шофера с запиской о том, что нужна профессорская консультация, Войно тут же поручает литургию другому священнику и незамедлительно выезжает к своим больным»[125]. Это тоже школа Войно-Ясенецкого.

Летом 1936 г. из Омска в Ташкент приезжал профессор М. С. Рабинович. Зная хирургические работы Войно-Ясенецкого, врач-сибиряк пожелал познакомиться с ним лично. Треть века спустя, вспоминая о встрече в Ташкенте, профессор Рабинович обратил внимание на удивительное спокойствие, даже какую-то благотворенность Войно летом 1936 г… Хотя сибиряк был в то время молод, преуспевал, у себя в Омске заведовал кафедрой, но на пороге рокового 1937-го им владело душевное состояние, очень далекое от безмятежности. Кругом уже летели головы, и ни о каком спокойствии не могло быть и речи. Откуда же взялась столь благостная душевная настроенность у ташкентского коллеги?

Возможно, что в 1936–1937 гг. он еще не слишком четко различал приметы новой волны террора, но в отличие от омского коллеги эти приметы не заставляют его трепетно вслушиваться и всматриваться в окрестный мрак. Он вообще не думает о своей безопасности. Это не безволие, не пассивность. Свободный от страха ум ученого направлен в иную сторону, мысли заняты другим. Он ищет, как помочь людям. Нет, не в этой разверзающейся под ногами кровавой пучине, в которой у каждого своя судьба. А в борьбе с болезнями, там, где как хирург он действительно может бросить ближнему канат спасения.

Торопиться заставляет не только близкая, как ему представляется, смерть – Войно все еще только пятьдесят девять – но и другая причина. Он хочет, чтобы его находки сейчас же, безотлагательно служили больным, помогали хирургам. Нельзя допускать, чтобы люди гибли после того, как ученый наглел путь к исцелению. «Недели две тому назад я написал в Медгиз, прося решить, писать ли (мне) отдельную книгу о флегмонах или все ее содержание внести как дополнение во второе издание "Очерков гнойной хирургии", которые очень нужны. Со всех сторон врачи просят меня о нем. Это был бы полный курс гнойной хирургии». Второго издания любимой книги Войно-Ясенецкому пришлось ждать еще целых десять лет. Полный курс гнойной хирургии, объемом в три раза превышающий первое издание, вышел только в 1946 г. Историки медицины напишут когда-нибудь специальные исследования об «Очерках гнойной хирургии», ибо несмотря на сугубо специальный характер темы, сочинение это относится к тем книгам эпохи, которые поразили мыслящих современников. Литературные, философские и научные достоинства «Очерков» поставили их в ряд с мировой научной классикой.

* * *

…Я уже писал о том предостережении, которое получил от епископа Луки во время единственной нашей встречи. Владыка попросил ни в коем случае не разделять, не расчленять на страницах задуманной мною биографии образ ученого и иерея. Предостережение это, как я теперь понижаю, не было случайным. Но если бы я даже не знал о Луке – православном проповеднике, о Луке-епископе, то едва ли не заметил, что книга «Очерки гнойной хирургии» принадлежит перу христианского автора. Христианская, страстно гуманистическая ориентация проглядывает во всем. Она прорывается то в сердечной интонации, обращенной к читателю-врачу, то в мельком, но с любовью набросанном как бы штриховом портрете больного: деревенская старуха, ребенок, русский крестьянин, узбек. А случается, среди хирургического текста блеснет вдруг слово, как бы и впрямь произнесенное с амвона:

«Приступая к операции, надо иметь в виду не только брюшную полость, а всего больного человека, который к сожалению так часто у врачей именуется "случаем". Человек в смертельной тоске и страхе, сердце у него трепещет не только в прямом, но и в переносном смысле. Поэтому не только выполните весьма важную задачу подкрепить сердце камфорой или дигаленом, но позаботьтесь о том, чтобы избавить его от тяжелой психической травмы: вида операционного стола, разложенных инструментов, людей в белых халатах, масках и резиновых перчатках – усыпите его вне операционной. Позаботьтесь о согревании его во время операции, ибо это чрезвычайно важно».