Жизнь Иисуса

За исключением этой небольшой группы женщин, которая издали утешала его своими взорами, перед его глазами не было ничего, кроме зрелища человеческой низости и тупости. Проходящие надругались над ним. Он слышал вокруг себя глупые насмешки, и последние стоны, вырванные у него муками, истолковывались в виде отвратительной игры слов: «Вот тот, – говорили зрители, – кто называл себя Сыном Божиим! Пусть теперь Отец избавит Его, если Он угоден Ему!» «Других спасал, – бормотали еще другие, – а Себя Самого не может спасти. Если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него!» «Разрушающий храм, – говорили третьи, – ив три дня Созидающий! спаси Себя Самого! Посмотрим!» (Мф.27:40; и сл.; Мк.15:29 и сл.). Некоторым из присутствующих, имевшим смутное понятие об его апокалипсических идеях, представлялось, что он зовет Илию, и они говорили: «Посмотрим, придет ли Илия спасти Его». По-видимому, и разбойники, распятые по сторонам его, также злословили его[707].

Небо было сумрачно (Мф.27:45; Мк.15:33; Лк.23:44); земля, как и вообще в окрестностях Иерусалима, суха и угрюма. По некоторым рассказам, был один момент, когда Иисус упал духом; облако скрыло от него лик его Отца; он почувствовал смертельную тоску отчаяния, в тысячу раз более жгучую, нежели всякие муки. Перед ним не было ничего, кроме человеческой неблагодарности; быть может, им овладело раскаяние в том, что он принял страдания ради столь низкой расы, и он воскликнул: «Боже мой, Боже мой, почто ты меня оставил?» Но божественный инстинкт его снова взял верх. По мере того, как жизнь угасала в его теле, душа его прояснялась и мало-помалу возвращалась к своему небесному началу. Он снова отдался своему призванию; он видел в своей смерти спасение мира; из глаз его исчезло гнусное зрелище, развертывавшееся у его ног, и, тесно слившись с своим Отцом, он вступил еще на кресте в ту божественную жизнь, которая была ему суждена в сердцах человечества на вечные времена.

Жестокая особенность крестной казни заключалась в том, что в этом ужасном состоянии можно было жить в страшных муках три-четыре дня[708]. Кровотечение из ран в руках скоро прекращалось и вообще не могло быть смертельным. Истинной причиной смерти являлось противоестественное положение тела, которое вызывало страшное расстройство кровообращения, ужасные головные боли, боль в сердце и, наконец, оцепенение членов. Распятые на кресте, если они обладали крепким телосложением, могли даже спать и умирали только от голода [709]. Основной мыслью этой жестокой казни было не непосредственное умерщвление осужденного с помощью определенных повреждений его тела, а выставление раба с пригвожденными руками, из которых он не сумел сделать хорошего употребления, к позорному столбу, где его и предоставляли гниению. Нежная организация Иисуса избавила его от подобной медленной агонии. Жгучая жажда, составляющая одно из мучительнейших ощущений у распятого [710], как и при всякого рода казнях, сопряженных с обильным кровотечением, пожирала его. Он попросил пить. Тут поблизости стоял сосуд, наполненный обычным питьем римских воинов, состоящим из смеси уксуса с водой и называемым posca.

Воины обязаны были брать эту posca во всякие экспедиции[711], к которым причислялись и казни. Один воин обмакнул в эту смесь губку [712], укрепил ее на конце трости и поднес к губам Иисуса; он пососал ее (Мф.27:48; Мк.15:36; Лк.23:36; Ин.19:28-30). На Востоке существовало предубеждение, будто бы если давать пить распятым или посаженным на кол, то они умирают скорее [713]; многие считали, что Иисус испустил дух тотчас после того, как выпил уксуса [714]. Гораздо вероятнее, что апоплексия или внезапный разрыв сосуда в области сердца послужила у него причиной скоропостижной смерти после трех часов мучений. За несколько мгновений перед тем, как испустить дух, голос его был еще твердым (Мф.27:46; Мк.15:34). Вдруг он испустил ужасный крик (Мф.27:50; Мк.15:37; Лк.23:46; Ин.19:30), в котором присутствующие услыхали слова: «Отче, в руки твои предаю дух Мой!»; другие же, более занятые мыслью об осуществлении пророчеств, передали этот вопль в виде одного слова: «Свершилось!» Голова его склонилась на грудь, и он умер.