Жизнь Исуса Христа

Надо заметить, что рассказ о жизни Христовой на земле полон света и тени. Выдастся рельефно какой-нибудь короткий период или даже один день, а затем целые периоды остаются в неизвестности. Но мы забываем, — а если содержим всегда в памяти, то нас ничуть не поразят эти явления в евангельских рассказах, — мы забываем, как велика и как необходима была у Него задача научить апостолов, приготовить их к будущему действованию в мире. Если сравним умственное развитие Его избранников в то время, когда Он призвал их, — этих простых благородных, но весьма недалеких, робких и не скоро подвижных к верованию рыбаков, — с тем, которое мы видим, когда Он удалился от них и ниспослал на них дары св. Духа: то должны будем согласиться, что невелики еще бывали перемежки Его благодетельной деятельности даже в то время, когда слова Его обращались к жившим с Ним в истинном свете Его Божественного лица. Конечно, блаженны выше царей и пророков; блаженны превыше всего те, которые имели особое счастье разделить с Н им самые задушевные мысли и наслаждаться зрелищем этих безгрешных лет во всей их ангельской чистоте и невинности: но, если им специально предоставлено такое благословение, то это не ради их, но ради мира, извлечение которого из отчаяния и слабодушия в чистоту, отрезвление и правду составляло их прямую задачу, — ради тех святых сердец, которые с этих пор будут наслаждаться хотя только духовным, но ближайшим Его присутствием, чем апостолы, которые имели возможность подниматься вместе с Ним на пустынные холмы или ходить возле Него, когда Он наслаждался мирным вечером при прозрачных водах Галилейского озера.

День начавшийся этим поучением и сообщением молитвы, не предназначен был окончиться полным спокойствием. Немного дней Его жизни в течение этих лет проведены Им без неприятного столкновения с грехом и страданиями человеческими, но в этот день представилось Ему зрелище самое дикое, самое ужасное[372]. Пред Ним предстал человек, страдавший слепотой, немотой и безумием, вследствие тех странных и непонятных влияний, которые общее верование приписывали демонскому обладанию. Не желая оставить его беспомощной жертвой во власти злого духа, Иисус взглядом и словом избавил жалкого страдальца от ужасного гнета, успокоил, исцелил и восстановил его, так что слепой и немой стал и говорить, и видеть. Из последующих слов Спасителя видно, что у евреев существовала какая-то форма заклинания, которая до некоторой степени была действительна, но только в случаях менее важных и простейших. Избавление от таких сильных чар, как те, которыми связан был этот человек, сила возвратить свет закрытым перепонкою глазам, слово — связанному языку и разум — одичалой душе — представляли нечто такое, чего никогда не видывал народ. Чудо это заставило трепетать от изумления, произвело неудержимый взрыв удивления, потому что тотчас же среди народа начались открытые споры; может ли имеющий такую силу быть кем-нибудь иным, а не обещанным освободителем? Не это ли Христос, сын Давидов[373], твердили друг другу свидетели события.

Враги Его не могли отрицать совершения великого чуда и, не зная, чем его опровергнута, только ожесточались и бесновались внутренно. Как рассеять то глубокое впечатление, которое произвело оно на умы пораженных зрителей? Пришедшие из Иерусалима книжники, — люди более ловкие и хитрые, чем их простые галилейские братья, — придумали наконец опровержение. Он имеет в себе веельзевула, так бесстыдно разрешили они трудную задачу, — и изгоняет бесов силою князя бесовского[374]. Странно только то, что при этом выражении ни на чьих устах не появились слова, которые слышались после в Иерусалиме, когда взведено было на Него подобное же обвинение: это слова не бесноватого[375]. Но народ галилейский был невежествен и доверчив, а эти важные и почтенные инквизиторы из Святого города имели огромное и наследственное влияние на их недалекий разум и, чувствуя себя нередко оскорбленными словами Иисуса, не знали, что делать. Страх Его личного влияния, — присутствие чего-то больше, чем человеческого, которое чувствовалось даже при любвеобильной снисходительности, — сила верно разгадывать чужие мысли, — неустанная и неусыпная энергия благодеяний, — странный ужас, который внушал Он жалким беснующимся, — речь, которая возвышалась по временам до строгого обличения, а иногда, по нежности и прелести ласкала, как ласкает мать детей на груди своей, — изгнание их, неверующих, из нового мира, о котором Он проповедовал как о царстве Божием: одним словом, трепетное чувство, что до некоторой степени Его взор и присутствие становило их в ближайшие, чем прежде, отношения с миром невидимым, все это в неприготовленных для принятия истины личностях возбуждало мысль и желание прибегать к дерзкой богохульной и беспощадной лжи.