«Кирька точно язык проглотит от такой вкусноты, – подумал Тимошка, блаженно слизывая сладчайшие густые капли лакомства. – Может быть, мне стоит выучиться на мороженщика? Ходил бы себе по дворам с ящиком на голове да продавал бы мороженое. А уж ел бы его, сколько хотел. Полными тарелками на завтрак, обед и ужин. Хотя, нет! Лекарем быть всё-таки лучше. Разве может мороженщик вылечить Кирьку или Таню? Нет, конечно. А доктор может».
Тимошка вспомнил свою встречу со странником в лесу и задумался: «А как же змеи? Ведь старичок в лесу посулил мне всю жизнь прожить со змеёй на груди. Непонятно».
Коляска мягко остановилась около больничных ворот, и Тимошка радостно выпрыгнул на мощённую камнем мостовую. Нина Павловна протянула ему мороженое для Кирьяна и попросила:
– Ты сходи пока один. Знаешь куда?
Тимошка кивнул.
– Вот и славно! А нам надо съездить на почтамт по важному делу. Здесь близко, а через часок мы за тобой заедем.
Тимошка благодарно улыбнулся, помахал рукой и побежал к корпусу прививочной станции. По дороге он покосился на уже знакомый куст, в котором вчера копошилась странная старуха, и ему показалось, что в его свежей зелени мелькает заморская пёстрая птица.
14
– Ты куда, шалопут? – прикрикнула на Тимошку молодая розовощёкая сестра милосердия, как только он перенёс ногу через больничный порог. – А ну, брысь отсюда!
– Не гони его, Катерина, это сынок Петра Сергеевича, – отозвался из-за письменного стола седой мужчина в халате. – Ты, небось, пришёл проведать вчерашнего больного, которого прививают от бешенства?
Тимошка согласно кивнул и с опаской покосился на строгую сестрицу:
– Ага, к Кирьке. То есть к Кирьяну. Братцу моему.
– Молодец, – поднялся из-за стола мужчина, – пойдём, провожу тебя. Я здесь фельдшером служу, а звать меня Яков Силыч.
– А я Тимофей Петров, – по всей форме представился ему Тимка, – я тоже собираюсь на лекаря учиться.
– Дело хорошее, нужное, – согласился с ним дядя Яков Силыч и открыл дверь в просторную палату.
В большой комнате в два ряда стояли железные кровати, накрытые одеялами зелёного сукна. Все они были заняты больными, которые с любопытством воззрились на вошедшего Тимошку. Увидев фельдшера, пациенты оживились.
– Яков Силыч, иди ко мне. Глянь, что-то сердце жмёт, – зычно пробасил тощенький мужичок в бязевых подштанниках.
Фельдшер шагнул к страдальцу и подтолкнул Тимошку вперёд себя:
– Вон твой братик.
Кирьку Тимошка увидал сразу. Мальчик, обряженный в огромную нижнюю мужскую рубашку, грустно пристроился около окна, положив на подушку умело забинтованную ногу.
– Тимка! – обрадовался он и приветственно зашевелил выглядывающими из-под повязки пальцами на ногах.
– Это тебе. Мороженое, – протянул ему Тимошка начинавшую подтаивать сладость.
– Гадость, небось, докторская, – недоверчиво пробурчал Кирька, осторожно облизывая деревянную лопаточку. – Ой, какая вкуснятина! Нешто такой в больничке кормят?
– Это тебе Нина Павловна передала, у которой я сейчас живу, – пояснил Тимошка. – Называется мороженое. Чуешь, какое ледяное?
Кирька разом упихал в рот холодный шарик и обнял Тимошку за шею липкими руками:
– Меня здесь страсть, как мучают, – жарко зашептал он ему в ухо. – Чистыми бинтами ноги закручивают, вонючей мазью мажут, а вчера ещё иголкой кололи. Знаешь куда? – Он показал пальцем на теряющуюся в складках больничного белья попку. – «Укол» называется. Больно! Не приведи, Господи.
– Да ладно тебе, «больно», – вмешался в разговор фельдшер, – ты большой парень, можешь и потерпеть.
– Не могу, – заплакал Кирька. – Тимка, возьми меня отсюда, я домой хочу. К мамке. Там меня Катька перевязывать будет. А в лес я больше – ни ногой!
– Не реви, парень, – вмешался больной с соседней кровати. – Ещё поделают уколы с месячишко да отправят домой. Вырастешь – спасибо скажешь, что тебя от верной смерти спасли.
Он успокаивающе подмигнул парнишкам и тяжело закашлялся:
– Вот меня теперь вряд ли кто вылечит.
Тимошка подал мужчине стакан воды и погладил его рукой по плечу.
– Дай, Господи, и ты поправишься, дяденька, вот увидишь. Верно тебе говорю.
– Ишь ты, лекарёк какой выискался.
Мужик пристально посмотрел на мальчугана и удивлённо хмыкнул:
– А ведь меня и впрямь отпустило, когда ты меня пожалел. Рука у тебя, видать, лёгкая, – похвалил он Тимофея. – Быть тебе доктором.
– Я буду, обязательно буду, дяденька.
Тимошка ещё немного посидел с Кирькой, рассказал, как ему жилось в докторском доме, и про лотерею-аллегри не забыл. Промолчал только про свой выигрыш. Ни к чему дразнить Кирьку, им с тёткой Маней да вечно пьяным отцом и так несладко живётся.
На улице Тимка опустился на уже знакомую ему лавочку рядом с Яковом Силычем.
– Дядя Яков, ты ведь тоже доктор?
– Можно и так сказать. Не дотянул я маленько до доктора. Из деревенских я, самоучкой при госпитале выучился на фельдшера. А фельдшер, брат, это первый человек после доктора.
Тимошка с уважением посмотрел на пожилого мужчину.
– Дядя Яков, расскажи мне про холеру.
Мужчина задумался.