Теперь пришёл черёд краснеть Тимофею, потому что ангелом, носившим крошечной больной Крысе парное молочко по утрам, был именно он, а свою лучшую куклу-барышню ей подарила на Рождество Зиночка. Хорошее было время: светлое, радостное…
Девушка решительно поднялась, застегнула пальто и сказала так, как сообщают о походе в лавку или к ближайшей подруге:
– Я пошла в Реввоенсовет. Постараюсь немедленно выполнить поручение. Значит, мне необходимо узнать, в каком подвале держат пана Всеволода, и поменять местами два крана, – уточнила она напоследок, для верности сверившись с планом особняка.
Тимофей проводил её до двери:
– Крыся… Храни тебя Бог. Чуть стемнеет, я тоже подойду к особняку. Перелезу через забор в сад, попробую пробраться в ротонду и расчистить путь для побега.
А про себя с иронией подумал: «Потом останется всего ничего – раздобыть ключи от тюремной камеры и уничтожить вооружённую охрану».
7
В середине дня на двери большого доходного дома на Измайловском проспекте появилось объявление, вызвавшее большие пересуды среди его обитателей.
Старательно выведенное крупным детским почерком, оно гласило:
– Щас, на-кось, выкуси! – подчёркнуто громко провозгласила новая соседка Мокеевых Дарья и продемонстрировала всему двору ядрёный кукиш с обкусанным ногтем большого пальца. – Как держала порося в ванной, так и буду. Мне домовый комитет не указ. Он нам сала не насолит и грудинки не накоптит.
– Дело говоришь, – поддержала её жиличка из генеральской квартиры. – Это всё буржуйские выдумки. Мы люди простые, неучёные, нам ихние выкрутасы ни к чему. «Дрова на лестнице не рубить», – по слогам перечитала она указание, презрительно фыркнув. – Мой дом – хочу и рублю!
Ни слова не говоря, Тимофей прошёл между беседующими соседками, провожаемый недобрыми взглядами в спину, и повернул в запорошённый снегом узкий проулок. Именно там находился подвал, в котором он впервые встретил спасших его детей.
Из приоткрывшейся форточки стрельчатого окна пахнуло терпким запахом кислой капусты, и Тимофей подумал, что с приходом революции изменился не только облик великой столицы, но и её запахи. Раньше по центральным улицам Петербурга растекались ароматы крепкого кофе и индийского чая, распахнутые двери булочных манили тёплым духом свежей выпечки, прогуливающиеся дамы благоухали модными духами «Любимый букет императрицы», в квартирах пахло земляничным мылом и ладаном, а отнюдь не поросятами и куриным помётом…
При дневном свете дверь в привратницкую оказалась совсем крошечной, Тимофей даже удивился, что накануне смог войти в неё не пригибаясь. Он три раза постучал. Ответа не было.
«Жаль, что не застал, – подумал он, – надо обязательно разыскать этих ребят и узнать, почему они живут одни в подвале». Хотя особо удивляться не приходилось. До него дошли слухи, что приют, в котором работала его Зиночка, с приходом большевиков перестал существовать. Бог знает, куда разбрелись по миру никому не нужные девочки-сироты. Вероятно, так же, как эти дети, скитаются по подворотням, питаясь подаянием.
Кто-кто, а Тимофей хорошо помнил, что такое сиротская долюшка. С лихвой хлебнул недетского горя, когда его родителей в один день на погост снесли. Не встреться на пути испуганного мальчонки Тимошки Пётр Сергеевич, может быть, сгинул бы он без следа, как песчинка, смытая дождём с придорожного камня…
Ещё раз безуспешно толкнув дверь привратницкой, Тимофей поспешил дальше, подсчитывая на ходу, сколько времени остаётся до сумерек, с наступлением которых он был обязан быть у Реввоенсовета.
Теперь его путь лежал на толкучий рынок, где Тимофей задумал купить пистолет. Тот, который был у Всеволода, краснофлотцы забрали при беглом обыске. Одно плохо: что делать с пистолетом и как стрелять, Тимофей не знал, в Медико-хирургической академии этому не учили. «Эх, сколько раз Сева предлагал мне научиться стрелять, а мне было всё недосуг», – пожалел он с поздним раскаянием, стараясь вспомнить, как правильно взводить курок.
Мимо него по своим делам спешили озабоченные пешеходы. Тимофей обратил внимание, что в нынешнем году люди не смотрят друг другу в лицо, словно боясь разочарования. Он почувствовал сильный толчок в раненое плечо и, моментально покрывшись потом от резкой боли, стиснув зубы, подумал, что перебраться через забор к ротонде в парке будет непросто.
«Как там Крыся?» – эта мысль терзала Тимофея похлеще любой боли. Он понимал, что в случае провала отважной девушке не будет никакой пощады – жалости большевики не знали. Всю осень город с ужасом обсуждал, как жестоко революционные каратели расправились с мальчиками-юнкерами, защищавшими во время мятежа Зимний дворец.