Значит, он знал про Штаты. Альмине не пришло в голову, что сообщать ему эту новость за два месяца попросту бесчеловечно. Она так закоснела в непримиримой враждебности ко мне, что не предвидела, что он проболтается.
– Не переживай, Тео, что-нибудь придумаем. Я этим займусь.
На тушение пожара ушло не меньше пяти минут.
Когда мы вышли из кафе, уже почти совсем стемнело. Сад Первопроходцев был пуст и затянут серым влажным туманом.
– Вот бы стать настоящим фокусником, – сказал Тео. – Тогда я бы сделал так, чтобы мы не расставались.
– Мы не расстанемся, – пообещал ему я.
За меня говорил сочинитель романов, привыкший воображать романтические события, выводящие героев из тупиков реальной жизни. Волшебство «бога из машины», желаемый резкий поворот исправляет в последней главе действительность, приводя ее в соответствие с тем, что «должно быть». В кои-то веки победу одерживает истинное добро, а циники, посредственности, злоумышленники получают по заслугам.
– Что-нибудь придумаем… – бормотал я, провожая глазами сына.
Одной рукой он держал за руку Кадижу, другой махал мне. Глаза бы мои этого не видели!
Уныло волоча ноги, я возвращался домой. Щелчок выключателя ничего не дал: не иначе опять выбило пробки, комнату едва освещал тусклый экран компьютера. Меня снова зазнобило. Я зверски замерз и дрожал с головы до ног. Голова раскалывалась, не было никакого желания за что-либо браться, как и сил подняться в спальню. Трясясь, я завернулся в плед и отдал себя на волю ледяному потоку ночи.
6. Ловушка для героя
Что такое роман, если не ловушка для героя?
Париж, 12 октября 2010 г., вторник
За моими плотно закрытыми веками колебалась завеса света.
Обмотанный пледом, я избегал малейших движений, стараясь сохранить тепло. Мне хотелось, чтобы ночи не было конца, чтобы жизнь не вздумала снова предъявить на меня права, чтобы мне никогда больше не было дела до шероховатостей жизни.
Но моему гриппозному блаженству помешал настырный звук, действующее на нервы мерное постукивание. Я подтянул колени к подбородку в надежде снова забыться сном, но звук только усилился, принудив меня открыть один глаз. Дождь перестал – спасибо и на этом. За оконным стеклом то пропускала солнце, то опять заслоняла его осенняя листва клена и березы. Расчистившееся небо сияло, словно присыпанное алмазной пылью.
Глазу стало больно, и я загородил его ладонью. Окно частично заслонял силуэт толстого филина. В кресле, в двух метрах от моего дивана, сидел, попыхивая трубкой и мерно постукивая ногой, Джаспер Ван Вик.
– Так это вы, Джаспер! Что вам здесь понадобилось? – спросил я, с трудом принимая сидячее положение.
Он поставил на колени мой ноутбук и, помаргивая маленькими глазками, смотрел на экран, пребывая, видимо, в восторге из-за шутки, которую со мной сыграл.
– Дверь была открыта, – объяснил он, хотя на оправдание это никак не тянуло.
Джаспер Ван Вик был легендой издательского мира. Американец-франкофил, он водил знакомство с Сэлинджером, Норманом Мейлером, Пэтом Конроем. Он прославился как литературный агент Натана Фаулза, настоявший на публикации его первого романа «Лорелея Стрэндж», который отвергли большинство американских издательств. С тех пор он жил попеременно то в Париже, то в Нью-Йорке. После того как три года назад я поменял издателя, он согласился представлять мои интересы.
– Уже середина октября, – напомнил он мне. – Издатель ждет не дождется вашей рукописи.
– Увы, у меня ничего нет, Джаспер.
Еще не вполне проснувшийся, завернувшись в плед, с тяжелой головой и с заложенным носом, я встал и застыл у дивана, постепенно приходя в себя.
– Начало положено, – возразил он, тыкая пальцем в экран. – Четыре главы – это уже что-то.
– Откуда у вас мой пароль?
Литературный агент пожал плечами.
– Вы предсказуемы: имя и год рождения вашего сына.
Джаспер тоже встал и отправился в кухню, сварить грог. Я потащился за ним следом и, посмотрев на стенные часы, убедился, что уже почти полдень. Надо же было столько продрыхнуть!
– Вот ваша почта, – сказал он, указывая на кучу конвертов на столе.
Джаспер души во мне не чаял. В дополнение к нашим профессиональным отношениям он всегда испытывал ко мне интерес и симпатию. Причина была, несомненно, в том, что я его интриговал. Сам он был немного старомодным эксцентриком, пузатым добряком, любителем наряжаться как денди. Обычно я любил с ним беседовать. Он был живой памятью издательского мира и мог без конца рассказывать забавные истории о своих знакомых писателях. Но в то утро я был слишком подавлен, чтобы поддержать разговор.
– Одних счетов сколько! – бросил он, закончив выжимать сок из лимона и добавив его в закипающую воду.
Я вскрыл очередной конверт. Мое финансовое положение было плачевным. На покупку этого дома я не только спустил все свои накопления, но и запустил руку в будущие гонорары.
– Да, я знавал лучшие деньки! – пробурчал я, убирая счета с глаз долой.
Джаспер добавил в кастрюлю рома и ложку меда.