Жизнь - капля в море

Честно говоря, о возможности аварии мы во время полетов особенно не задумывались. Если и рассуждали на эту тему, то больше для развлечения, в свободное время. В полетах мы либо готовились к очередной «горке», либо, когда наступала невесомость, репетировали очередной элемент перехода. Полет вместе с подготовкой к нему занимал всю первую половину дня. Потом был перерыв на обед, а после него — второй полет. И так каждый день. Сначала отрабатывали переход, потом учились спасать друг друга на случай, если кто-то после выхода потеряет работоспособность. Комаров и Быковский летали с нами — смотрели, старались получить детальное представление о том, что будет происходить за бортом во время реального перехода.

Устали жутко! Когда вернулись в Москву, обнаружили, что за время тренировок у нас с Женей заметно понизилось содержание гемоглобина в крови. Нас стали усиленно кормить печенкой. Помогало…

В программу подготовки среди очень нужных элементов вкрапливались и такие, полезность которых была сомнительна. Нам, например, приходилось выполнять парашютные прыжки. Зачем? Я логического обоснования прыжкам не находил. Мы знали, что в программе подготовки американских космонавтов прыжков нет. А нас заставляли прыгать на воду и на сушу, на снег и на открытый грунт. Нередко ребята возвращались с прыжков с тяжелыми травмами.

Не могу забыть, как во время прыжков в Киржаче, когда я уже собрал парашют и наблюдал вместе с другими за теми, кто прыгал после нас, Валера Галайда — известный в то время парашютист-испытатель вдруг спросил у меня: «А почему он не встает?» Я увидел, что он смотрит в сторону Жоры Гречко, который только что приземлился. Жора действительно лежал как-то странно — скорчившись, лицом вниз. Я подбежал к нему, спрашиваю: «Жора, ты что?» Он говорит: «Ногу сломал». Я взял его за плечи, осторожно приподнял и положил на спину. И вижу, что носок правой ноги свободно поворачивается и падает на землю горизонтально. Жора вскрикивает от боли. Появляется врач, накладывает шины, и Жору увозят в госпиталь Бурденко. Ему делают сложную операцию, и потом полтора года он борется за то, чтобы восстановить нормальную физическую форму. Можно ли считать оправданными такие жертвы? Думаю, что нет.

Другим бессмысленным видом подготовки мы считали полеты на истребителях. Никто из нас до этого не был летчиком. Научиться пилотировать в короткие сроки было невозможно, да и не нужно. И решили нас возить в роли учеников в задней кабине учебного истребителя, доверяя лишь простейшие формы управления. В основном мы смотрели, как пилотирует командир. Конечно, было интересно, полеты явно вызывали психологический подъем. Но, опять-таки, мы понимали, что с каждым полетом связан риск и считали его неоправданным. Я хотел лететь в космос и ради этого готов был рисковать своей жизнью, но почему я должен был подвергать себя опасности, занимаясь тем, что мне абсолютно не нужно? И должен признаться, что такого рода упражнения вызывали какую-то психологическую усталость. Я нередко ловил себя на мысли о том, что хочу хоть недолго пожить спокойно, чтобы привести себя опять в нормальное состояние. Но от программы отклоняться было нельзя, а она иногда щекотала нервы.