Читаем Жизнь Клима Самгина (Часть 4) полностью

- А особенно - среди нижних чинов.

- Я не общаюсь с солдатами, - сказал Самгин.

- Можно объяснить самоубийством, - ласково предложил один из офицеров, а другой спросил:

- Вы знали этого человека?

- Да, знал.

- Он ведь в одном Союзе с вами?

- Близко знали?

- Нет, не близко, - ответил Самгин и механически добавил: - Года за полтора, за два до этого он действительно покушался на самоубийство. Было в газетах.

- Это - замечательно! - с тихой радостью сказал один, а другой в таком же тоне прибавил:

- Великолепно! Не помните, какая газета, когда?

- Нет, не помню.

- Это - жалко! Итак - ваше слово?

- Да, да, - сказал Клим Иванович. Затем один из них сказал, шаркнув ногой:

- Честь имею!

Другой - тоже шаркнул, но молча, и оба очень быстро отошли к своему столу.

Самгин встал, вышел из барака, пошел по тропе вдоль рельс, отойдя версты полторы от станции, сел на шпалы и вот сидел, глядя на табор солдат, рассеянный по равнине. Затем встал не легкий для Клима Ивановича вопрос: кто более герой - поручик Петров или Антон Тагильский?

Убийство Тагильского потрясло и взволновало его как почти моментальное и устрашающее превращение живого, здорового человека в труп, но смерть сына трактирщика и содержателя публичного дома не возбуждала жалости к нему или каких-либо "добрых чувств". Клим Иванович хорошо помнил неприятнейшие часы бесед Тагильского в связи с убийством Марины.

"Он вел тогда какую-то очень темную и оскорбительную игру со мной. Он типичный авантюрист, но неудачник, и вполне естественно, что, в своем стремлении к позе героической, он погиб так нелепо".

Вспомнилось, как после разгрома армии Самсонова на небольшом собрании в квартире весьма известного литератора Тагильский говорил:

- Я принадлежу к числу интеллигентов, пролетаризированных более, чем любой рабочий. Обладая даже и не очень высокой технической квалификацией, мастеровой человек не только хозяин своей физической энергии, но и человек, который может ценить свои технические знания как некую правду, как явную полезность. Я квалифицирован как юрист, защитник общества против покушений на его социально-политический порядок, на собственность, на жизнь его членов. Но представьте, что у меня исчезло сознание необходимости защищать этот порядок, представьте, что я чувствую порядок этот враждебным мне? Уродующим меня?

- Ну - что ж? Значит, вы - анархист, - пренебрежительно сказал его оппонент, Алексей Гогин; такой же щеголь, каким был восемь лет тому назад, он сохранил веселый блеск быстрых глаз, но теперь в блеске этом было нечто надменное, ироническое, его красивый мягкий голос звучал самодовольно, решительно. Гогин заметно пополнел, и красиво прихмуренные брови делали холеное лицо его как-то особенно значительным.

- Возможно, что анархист, но не потому, что знаком с этой теорией, кстати, очень плоской, примитивной и даже пошловатой...

- Вот как? - недоверчиво удивился Гогин.

- Да, так. Вы - патриот, вы резко осуждаете пораженцев. Я вас очень понимаю: вы работаете в банке, вы - будущий директор и даже возможный министр финансов будущей российской республики. У вас- имеется что защищать. Я, как вам известно, сын трактирщика. Разумеется, так же как вы и всякий другой гражданин славного отечества нашего, я не лишен права открыть еще один трактир или дом терпимости. Но - я ничего не хочу открывать. Я человек, который выпал из общества, - понимаете? Выпал из общества.

- Как молочный зуб у ребенка? Или? - спросил Гогин.

- Как вам угодно, - устало сказал Тагильский, а литератор, нахмуря брови красивого, но мало подвижного лица, осведомленно и пророчески произнес:

- В словах ваших слышен зов смерти, вы идете к самоубийству.

Тагильский молча пожал плечами.

"Нет, конечно, Тагильский - не герой, - решил Клим Иванович Самгин. Его поступок - жест отчаяния. Покушался сам убить себя - не удалось, устроил так, чтоб его убили... Интеллигент в первом поколении - называл он себя. Интеллигент ли? Но - сколько людей убито было на моих глазах!" вспомнил он и некоторое время сидел, бездумно взвешивая: с гордостью или только с удивлением вспомнил он об этом?

"Я имею право гордиться обширностью моего опыта", - думал он дальше, глядя на равнину, где непрерывно, неутомимо шевелились сотни серых фигур и над ними колебалось облако разноголосого, пестрого шума. Можно смотреть на эту бессмысленную возню, слушать ее звучание и - не видеть, не слышать ничего сквозь трепетную сетку своих мыслей, воспоминаний.

Он действительно не слышал, как подошел к нему высокий солдат в шинели, с палочкой в руке, подошел и спросил вполголоса:

- Ваше благородие - газетки почитать нету? Самгин торопливо оглянулся - вокруг никого не было, но в сотне шагов двигались медленно еще трое.

- Нет, - сухо ответил он.

Солдат шумно вздохнул и, ковыряя палкой гнилую шпалу, снова спросил:

- Вы - из Земсоюза будете?

- Да.

И, сознавая, что отвечает обидно кратко, спросил:

- Ранен?

- Ревматизма грызет. Она, в окопах, нещадно действует. Сырая тут область. Болотная, - пробормотал солдат, подождал еще вопроса, но не дождался и сочувственно сказал, взмахнув палкой:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сатиры в прозе
Сатиры в прозе

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В третий том вошли циклы рассказов: "Невинные рассказы", "Сатиры в прозе", неоконченное и из других редакций.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Документальная литература / Проза / Русская классическая проза / Прочая документальная литература / Документальное
Мелкий бес
Мелкий бес

Герой знаменитого романа Федора Сологуба «Мелкий бес» (1907) провинциальный учитель — верноподданный обыватель — воплотил все пошлое и подлое, что виделось автору в современной ему жизни. В романе изображена душа учителя-садиста Ардальона Передонова на фоне тусклой бессмысленной жизни провинциального города. Зависть, злость и предельный эгоизм довели Передонова до полного бреда и потери реальности.«Этот роман — зеркало, сделанное искусно. Я шлифовал его долго, работал над ним усердно… Ровна поверхность моего зеркала и чист его состав. Многократно измеренное и тщательно проверенное, оно не имеет никакой кривизны. Уродливое и прекрасное отражается в нем одинаково точно». Сологуб.В романе «Мелкий бес» становятся прозрачны дома российских обывателей и пред нами вскрывается все то злое, зловонное и страшное, что свершается внутри их, Передонов, чье имя стало нарицательным для выражения тупости и злобности. Современник автора критик А. Измайлов говорил: «Если бы бесы были прикомандированы к разным местам, то того, который определен к нашей провинции, удивительно постиг Сологуб». О русских мелких бесах писали и другие, и этот роман занимает достойное место в ряду таких знаменитых произведений, как «Записки сумасшедшего» Гоголя, «Двойник» Достоевского, «Красный цветок» Гаршина, «Черный монах» и «Человек в футляре» Чехова…

Федор Кузьмич Сологуб , Фёдор Сологуб

Проза / Русская классическая проза