Жизнь Клима Самгина (Часть 4)

Дронов съел суп, вытер губы салфеткой и заговорил:

- Ты вот молчишь. Монументально молчишь, как бронзовый. Это ты - по завету: "Не мечите бисера перед свиньями, да не попрут его ногами" - да?

- Я не люблю проповедей. И проповедников, - сухо сказал Самгин.

- Себя-то, конечно, любишь. Проповедников и я [не] люблю. Может быть боюсь даже, - не всех однако. Нет, не всех. Ты - не сердись на меня, если я грубо сказал. Дело в том, что завидую я тебе, спокойствию твоему завидую. Иной раз думается, что ты хранишь мудрость твою, как девственность. Пачкать ее не хочешь.

Он махнул рукой. Помолчав, он задумчиво и с возрастающей уверенностью сказал:

- Жизнь - изнасилует. Давай, выпьем! Самгин посмотрел на него и понял, что Дронов уже насытился, разбрасывал беспокойные глазки по залу и ворчал:

- Не люблю я это капище Мамоново. Поедем к тебе, я там прочитаю оттиски, их надо вернуть.

Самгин согласился, но спросил кофе, ему еще хотелось посидеть, послушать. В густой метели слов его слух все время улавливал нечто созвучное его настроению. И, как всегда, когда он замечал это созвучие, он с досадой, все более острой, чувствовал, что какие-то говоруны обворовывают его, превращая разнообразный и обширный его опыт в мысли, грубо упрощенные раньше, чем сам он успевает придать им форму, неотразимо точную, ослепительно яркую. В настроении такой досады он поехал домой, рассказав по дороге Дронову анекдот с Фелицатой. Дронов - захохотал.

-Это-дура! Она-английских романов начиталась, Гемфри Уарда любит, играет роль преданной слуги. Я ее прозвал цаплей - похожа? Английский роман весьма способствует укреплению глупости - не находишь?

- Не всякий, - поправил его Самгин и вспомнил Анфимьевну.

Раздеваясь в прихожей и глядя в длинное, важное лицо Фелицаты, Дронов, посмеиваясь, грубовато говорил:

- Ты, Цапля, что же это какие фокусы делаешь, а? Она тоже как будто улыбалась, тонкогубый рот ее, разрезав серые щеки, стал длиннее, голос мягче. Снимая пальто с плеч Дронова, она заговорила;

- Иван Матвеич, я обязана...

- Никто не обязан быть глупым. Налаживай самовар и добудь две бутылки белого вина "Грав", - знаешь?

- Как же-с...

- Действуй...

"Нахал", - механически отметил Самгин, видя, что Дронов ведет себя, как хозяин.

Затем Дронов прошел в гостиную, остановился посредине ее, оглянулся и, потирая лоб, пробормотал:

- Любила мелочишки Варвара Кирилловна, а - деловая была женщина и вкус денег знала хорошо. Выла бы богатой.

Взглянув на часы, он тотчас же сел в кресло, вынул из бокового кармана пачку гранок набора и спросил:

- Ну-ко, в чем дело?

Сидя, он быстро, но тихонько шаркал подошвами, точно подкрадывался к чему-то; скуластое лицо его тоже двигалось, дрожали брови, надувались губы, ощетинивая усы, косые глаза щурились, бегая по бумаге. Самгин, прислонясь спиною к теплым изразцам печки, закурил папиросу, ждал.

- Ага, вот оно, - пробормотал Дронов и тотчас же внятно, даже торжественно прочитал:

- "Внутренняя жизнь личности есть единственно творческая сила человеческого бытия, и она, а не самодовлеющие начала политического порядка является единственно прочным базисом для всякого общественного строительства".

Дронов закрыл левый глаз, взмахнул полосками бумаги, как флагом, и спросил:

- Формулировочка прямолинейная, а? Это - ударчик не только по марксистам...

- Читай дальше, - предложил Самгин, перестав курить, и не без чувства гордости напомнил себе:

"Я всегда протестовал против вторжения политики в область свободной мысли..."

- Тут много подчеркнуто, - сказал Дронов, шелестя бумагой, и начал читать возбужденно, взвизгивая:

- "Русская интеллигенция не любит богатства". Ух ты! Слыхал? А может, не любит, как лиса виноград? "Она не ценит, прежде всего, богатства духовного, культуры, той идеальной силы и творческой деятельности человеческого духа, которая влечет его к овладению миром и очеловечению человека, к обогащению своей жизни ценностями науки, искусства, религии..." Ага, религия? - "и морали". - Ну, конечно, и морали. Для укрощения строптивых. Ах, черти...

"Отвратительно читает, дурак", - сердито отметил Самгин, очень заинтересованный, и, бросив погасшую папиросу, торопливо закурил новую, а Дронов читал:

- "И, что всего замечательнее, эту свою нелюбовь она распространяет даже на богатство материальное, инстинктивно сознавая его символическую связь с общей идеей культуры". Символическую? - вопросительно повторил Дронов, закрыв глаза. - Символическую? - еще раз произнес он, взмахнув гранками.

Читал он все более раздражающе неприятно, все шаркал ногами, подпрыгивал на стуле, качался, держа гранки в руке, неподвижно вытянутой вперед, приближая к ним лицо и почему-то не желая, не догадываясь согнуть руку, приблизить ее к лицу.

"Он чем-то доволен, - с досадой отметил Самгин. - Но - чем?"