Жизнь Константина

Когда вы состязаетесь друг с другом касательно маловажных и весьма незначительных предметов, тогда самое несогласие ваших мыслей не позволяет вам управлять таким множеством народа Божьего и не только не позволяет, даже делает это противозаконным^[207]. А чтобы представить вашему благоразумию небольшой пример, скажу следующее: знайте, что и самые философы, следуя одному учению, живут в союзе, если же нередко в рассуждении^[208] какого-нибудь частного мнения и разногласят между собой, то, разделяясь степенью^[209] знания, по однородности своей науки, тем не менее, сходятся друг с другом. А когда так, то не гораздо ли справедливее вам^[210], поставленным на служение великому Богу, проходить это поприще^[211] со взаимным единодушием? Подвергнем сказанные нами слова большему обсуждению и особенному вниманию: хорошо ли будет, если, по поводу мелочного и суетного словопрения между нами^[212], брат восстанет на брата^[213] и собрание почтенных лиц^[214] разделится нечестивым разномыслием? Хорошо ли будет, если это произойдет через нас, поскольку мы будем спорить друг с другом о мелких^[215] и вовсе ненужных предметах? Подобные споры — дело черни, и более приличны детскому неразумию, нежели вниманию^[216] мужей священных и разумных^[217]. Отдалимся же добровольно от дьявольских искушений. Великий Бог, общий Спаситель наш, излил для каждого^[218] один и тот же свет. Позвольте же мне, служителю Всеблагого, довести под его Промыслом ревность мою до конца, чтобы посредством воззваний, пособий и непрестанных внушений, привести его народы в состояние соборного общения^[219]. Если у вас, как я сказал, одна вера и одинаково разумение нашей^[220] веры, если также заповедь закона общими своими частями обязывает душу к совершенно одинаковому расположению, то мысль, возбудившая вас к мелочному спору и не касающаяся сущности всей веры, пусть ни под каким видом не производит между вами разделения и ссоры. Говорю это не с тем, что хотел бы принудить вас совершенно согласиться касательно того маловажного или какого бы то ни было другого вопроса^[221], потому что достоинство вашего служения^[222] может сохраниться неприкосновенным, общение ваше во всем может быть соблюдено ненарушимым, хотя бы между вами и оставалось какое-нибудь разногласие в отношении к частному и неважному предмету^[223]. Так как все мы хотим от всех не одного и того же, то и вы управляетесь не одной и той же природой или мыслью. Итак, в рассуждении божественного Провидения, да будет у вас одна вера, одно разумение, одно понятие о Существе Всеблагом^[224]. А что касается до вопросов маловажных, рассмотрение которых приводит вас не к одинаковому мнению, то эти несогласные мнения должны оставаться в вашем уме и храниться в тайнике души^[225]. Да пребывает же между вами непоколебимо^[226] превосходство общей дружбы, вера в истину, почтение к Богу и законному богослужению. Возвратитесь ко взаимной дружбе^[227] и любви, прострите свои объятия ко всему народу, очистите свои души, потом снова узнайте^[228] друг друга; ибо, по отложении^[229] вражды и по примирении^[230], дружба часто бывает тем приятнее.

ГЛАВА 72. О том, что, питая в душе великую скорбь, он принужден был проливать слезы, и, вознамерившись идти на восток, по этой причине, оставил свое намерение

Итак^[231], возвратите мне мирные^[232] дни и спокойные^[233] ночи, чтобы и я, наконец, нашел утешение в чистом свете и отраду в безмятежной жизни^[234]. В противном случае, мне ничего не останется, кроме необходимости стенать, всему обливаться слезами и проводить свой век без всякого спокойствия, потому что доколе Божьи люди, говорю о моих сослужителях, взаимно разделяются столь несправедливой и гибельной распрей, могу ли я быть спокоен в душе своей?^[235] А чтобы дать вам почувствовать^[236] чрезмерность моей скорби, скажу^[237], что недавно, прибыв в город Никомидию, я тотчас возымел, было намерение отправиться на восток^[238], но, поспешая к вам и уже большей частью находясь с вами, получил^[239] весть о событии^[240], изложенном в этой грамоте^[241], и удержался от своего намерения, чтобы не поставить себя в необходимость смотреть глазами на то, что, по моему мнению^[242], и для ушей невыносимо. Отворите же, наконец,^[243]мне врата на восток посредством вашего единомыслия^[244], врата которые вы заперли своими прениями^[245]. Позвольте мне скорее увидеть вас и вместе насладиться радостью всех других народов, а потом, за общее единомыслие и свободу, в хвалебных речах вознести должное благодарение Всеблагому!

ГЛАВА 73. О том, что и после этой грамоты шум прений продолжался