Жизнь Кости Жмуркина

Внезапно в коридоре раздался странный, никогда здесь не слышанный звук — цок-цок-цок. Так могли стучать только женские каблучки.

Костя похолодел. Женщина? Здесь? Среди пустившихся в разгул пьяных мужиков? Откуда она взялась? Ведь он недавно собственноручно запер входную дверь! Может, это какая-нибудь слуховая галлюцинация?

Дабы выяснить истину, он выглянул в коридор. Прямо на него действительно двигалась женщина — не сказать что молодая, не сказать что очень симпатичная, но тем не менее не мираж и не призрак, а существо из плоти и крови.

По казарме (а как еще можно было назвать это место?) она двигалась уверенно, как по собственной квартире, и еще издали улыбалась Косте.

— Добрый вечер! — произнесла женщина слегка прокуренным голосом. — С праздничком вас!

— Да как вы посмели?! — Костя едва не задохнулся от праведного возмущения. — Сюда посторонним нельзя!

— Какая же я посторонняя? — продолжая кокетливо улыбаться, возразила женщина. — Живу по соседству. И сюда на все праздники заглядываю. Меня ваше начальство знает. Можете у кого угодно про Зину спросить. Только хорошее услышите.

— Ах, Зина! — Костя припомнил загадочную надпись, до сих пор сохранившуюся на стенке его тумбочки. — Так это вы, значит, проживаете в доме номер пять по улице Кузнечной?

— Вот именно! — обрадовалась женщина. — И как вы только догадались?

— Догадаться несложно, — незаметно для себя перешел Костя на светский тон. — И что же вы там куете… на своей Кузнечной?

— Счастье кую, мальчики, счастье! Да только в нашей кузне без хороших молотобойцев не обойтись. — Зина подмигнула Косте. — За этим я и пришла. Вы не сомневайтесь, у меня все имеется. И выпивка, и закуска.

— Где же я вам этих молотобойцев найду? — Костя напустил на себя наивный вид.

— Зачем искать? Вы и сами вполне сгодитесь. — Предупреждая брезгливую гримасу, готовую вот-вот появиться на Костином лице (Зина годилась ему если не в матери, то уж в тетки — точно), она добавила: — Я ведь не одна. Гляньте в окошко.

Любопытства ради Костя выглянул наружу. Прямо напротив окна, под фонарем, околачивались две довольно симпатичные киски. Заметив, что на них обратили внимание, они дружно послали Косте воздушные поцелуи.

«А почему бы и нет? — подумал он. — Килька, надо полагать, в эту пору не штопкой носков занимается. Разве я не человек? Почему бы и не расслабиться в приятном обществе? Тем более если выпивка и закуска имеется. Помянем, как говорится, наших дедов, обеспечивших наше счастье и процветание».

Однако чувство долга окончательно еще не покинуло Костю.

— Есть тут одна проблема, — замялся он. — В туалете выключатель разбили. Боюсь, как бы не угробился кто-нибудь по пьянке.

— Да его же по пять раз на год разбивают! — продемонстрировала Зина свою компетентность. — На Новый год, на Восьмое марта, на Первое мая, на октябрьские праздники и на День милиции. Тут ведь все самбисты! Один ногой свет включает, другой локтем. Только это дело поправимое… У вас расческа есть?

— Где-то была… нате…

Заполучив пластмассовую расческу, Зина ловко закрепила ее в корпусе выключателя. Теперь доступ к проводам был закрыт. Косте даже стало стыдно за собственную недогадливость.

— Не знаю даже, как и благодарить… — промямлил он.

— А я вас научу, — лукаво ухмыльнулась Зина. — Подберите мне кавалера по возрасту.

Отказать столь добросердечной женщине было бы нетактично, и Костя, задумавшись на секунду, выпалил:

— Сейчас сделаем.

Растолкав отдыхавшего перед сменой Василь Васильевича, он кратко, но доходчиво объяснил ему суть поступивших предложений. Реакция на это могла последовать какая угодно, к чему Костя уже внутренне подготовился, однако, как оказалось, несмотря на возраст, угли страсти еще тлели в казацкой душе. Да и долгая служба на Кавказе кое к чему обязывала. Джигит — он и на смертном одре джигит.

— Пошли, — сказал Василь Васильевич, натягивая сапоги. — А эта сучья контора пусть горит синим пламенем! Тьфу на нее…

Кисок звали Глаша и Маша, но, которая из них кто, Костя забыл уже через пять минут. Девушки были похожи друг на друга, как родные сестры, только одна была покрашена под блондинку, а другая — под брюнетку.

Всю дорогу до Кузнечной, пять, они весело щебетали, но иногда вдруг переходили между собой на какой-то тарабарский язык, не то шокчанский, не то мерзянский.

— Где больше двух, там говорят вслух, — наставительно произнес Василь Васильевич. — Официальным языком на ближайшие сутки объявляю русский. Великий и могучий, так сказать. Небось учили его в школе?

— Какая там школа! — ответила за подружек Зина. — Да они, непутевые, ее еще в пятом классе бросили. Дети улицы.

— Нехорошо, — огорчился Василь Васильевич. — Как бы вы круглыми дурами не выросли. В ваши годы нужно учиться, учиться и…

— И еще раз учиться! — хором подхватили подружки. — Да только поздно уже. Выросли мы. Даже в детской комнате милиции сняты с учета.

— Ну, учеты, они разные бывают, — туманно заметил Василь Васильевич.