Жизнь, которая не стала моей

– Доброе утро! – сказала я, открывая глаза и перекатываясь на бок, лицом к мужу. Его лицо сияло в солнечных лучах – он похож на ангела, подумала я, а в следующее мгновение спохватилась: он и есть ангел!

На этот раз сон, или что это было, отличался от прежних. Более туманный, не такой физически ощутимый. Все еще невероятно реальный, но словно в млечном тумане, как бывает, когда летишь на самолете сквозь гряду облаков. Впервые я задумалась: может быть, я попала на небо? Но тут же прогнала эту мысль, ведь она означала бы, что и Ханна мертва. А Ханна не могла умереть, потому что и не жила. Разве что она и есть та девочка, которую я видела за окном свадебного ателье, – но тогда я и правда окончательно схожу с ума.

Ресницы Патрика дрогнули, он медленно открыл глаза, поморгал от утреннего света, потом сфокусировал взгляд на мне.

– Кэтили, – пробормотал он, наклоняясь, чтобы нежно поцеловать меня в губы. – Как голова сегодня?

– Голова?

– Вчера у тебя была мигрень. – Он вопросительно изогнул бровь.

В том-то и проблема: я заглядываю в этот мир урывками и многое пропускаю. Все равно что пытаться следить за сюжетом фильма по разрозненным кадрам.

Но хотя сама я этого не помню, очевидно, я каким-то образом постоянно присутствую в этом мире. Здесь идет своя жизнь, и я в ней участвую, это очевидно, раз меня тут знают и помнят. Это очень странно и очень-очень грустно.

– Хорошо, – сказала я. – Голова прошла.

Патрик улыбнулся мне, потом глянул на часы:

– Все, быстро встаем. У Ханны сегодня концерт. – Он снова поцеловал меня и выбрался из постели. Я смотрела, как он натягивает пижамные штаны поверх трусов и сверху – белую футболку. – Кто печет Ханне оладушки на удачу: ты или я?

С минуту я молчала: на меня потоком обрушилась информация. Каким-то образом я знала, что речь идет о фортепианном концерте, что Ханна обожает свою учительницу, мисс Кей, и ей страшно нравится та соната Бетховена, которую она приготовила для выступления. Когда на меня разом нахлынуло все, что я «знаю», я только и смогла пробормотать неразборчивое «ммм».

– Ладно, давай я. А ты пока одевайся. – Патрик вышел из спальни, не дожидаясь моего ответа, и я услышала, как он достает сковородку из кухонного шкафчика.

Я тоже встала и заглянула в шкаф-купе. Особо не удивилась, увидев перед собой смесь тех вещей, которые носила в реальной жизни, и других, которые никогда прежде не попадались мне на глаза. Ведь это логично, правда? В альтернативной реальности я могла встретить часть тех же вещей в магазине и купить их, поскольку я – это я и вкусы у меня те же.

Но в самом ли деле я все та же? Смерть Патрика сильно меня изменила. В мире снов я, наверное, счастливая, беззаботная молодая женщина, я ничего не боюсь, я понятия не имею, как в одно мгновение жизнь может измениться до неузнаваемости. Надеюсь, что так. Здесь я такая, какой была до гибели Патрика, пока мир не рухнул. И я с грустью подумала о той части меня, которая умерла 18 сентября 2002 года, вместе с Патриком.

Мое внимание привлекло одно платье, и я вытащила его: длинное, почти до щиколотки, шелковистое, ярко-зеленые завитки на темно-лиловом фоне. Я смотрела на него и улыбалась: чудесное платье, но в реальной жизни я бы его не купила, потому что Дэн обозвал бы его хиппятиной. Да ну его, этого Дэна! Я торопливо надела платье, сандалии на ремешках и пошла в ванную умыться и подкраситься.

Ханна уже сидела за кухонным столом в синем платье в полосочку и в черных туфлях с ремешком, на низком каблуке. Она обернулась ко мне с широкой улыбкой.

– Доброутро! – сказала она и добавила на языке жестов: «Голова прошла?»

«Да, – жестом правой руки ответила я и энергично кивнула. – Спасибо».

Она снова улыбнулась, и Патрик подмигнул мне и подошел к столу с тарелкой, полной оладий.

– Черника и арахисовая паста, чудачки мои, – сказал он и сбросил два оладушка мне на тарелку, остальные Ханне.

Мы обе скорчили ему рожи. Ханна принялась уминать свой завтрак. Я, тщательно следя за каждым своим жестом, сказала ей: «Ты сегодня очень красивая».

Она улыбнулась и знаками ответила мне: «Спасибо». Улыбнулась еще шире, закивала. Я повторила ее знаки, потому что Эндрю объяснил мне: когда в ответ на «спасибо» говоришь «спасибо», оно означает также «пожалуйста, на здоровье». Обернувшись, я увидела, что Патрик вернулся к плите и оттуда внимательно за нами наблюдает.

– Люблю тебя, – одними губами сказал он мне. Сердце сдавила такая боль, что на несколько мгновений я перестала дышать.

– Ну что, – заговорила я, оборачиваясь к Ханне, изо всех сил стараясь держать себя в руках, – готова к концерту?

– Мама! – вслух возмутилась она. – Я же целый месяц репетировала, дня не пропускала.