– А что ты сейчас делала за компьютером? – спросила я. – Писала маме?
– Я даже не знаю ее нового адреса, – проворчала она. – Я сочиняю письмо, которое отдам ей, когда она в очередной раз явится «в день посещения».
– И что будет в этом письме?
– «Хватит быть паршивой матерью».
– Ну и правильно, – кивнула я. Элли вглядывалась в меня – шучу я или нет. Но я говорила всерьез. – А если ты верно угадала? Если ей нужно разобраться с собственными проблемами?
Лицо Элли снова исказилось:
– Знаете что? Вы ничем не лучше остальных. Вы говорите вроде бы разумные вещи, но смысла в них нет.
Не в бровь, а в глаз. Я отделываюсь от нее банальностями. Поэтому я сказала:
– Ты права. По отношению к тебе она поступает плохо. Это очень обидно.
Уголки ее губ приподнялись в недоверчивой улыбке.
– Вы правда так считаете?
Я кивнула.
– Но может, поверишь ей в последний раз? Вдруг она все-таки хочет устроить все как лучше для тебя? Вдруг есть хоть маленький шансик?
Элли не ответила. Она поднялась с места и направилась к синтезатору. С минуту просидела перед ним неподвижно, потом дотронулась до клавиш и стала медленно подбирать
– Ну?
Я улыбнулась, взяла гитару и заиграла. Следующие двадцать минут мы с Элли, она на синтезаторе, я на гитаре, играли прекрасную мелодию, которую Пол Маккартни сочинил без малого полвека назад. Повторяли ее снова и снова. Вскоре я услышала, как Элли тихо мурлычет слова, и тоже начала подпевать. После нескольких прогонов я стала менять слова, чтобы они точнее соответствовали ситуации: «Эй, мам… Где ты была? Я так ждала… когда же ты придешь за мной».
Наконец у нас и пальцы устали. Элли вскинула руку, прощаясь со мной – и благодаря. Оглянувшись, я увидела в коридоре Эндрю, он смотрел на нас и улыбался.
Несколько дней я с беспокойством вспоминала этот разговор с Элли, даже спать стала хуже, и сны – или как их назвать – не возвращались. Я лежала возле похрапывающего Дэна, мечтая поскорее забыть о неприятностях Элли, провалиться в сон, чтобы свидеться с Патриком и Ханной. Но потолок все не расплывался, и минуты продолжали тикать, пока сероватый утренний свет не пробивался в стыки жалюзи.
Быть может, в отчаянии думала я, мне больше не суждено проникнуть в жизнь Патрика и Ханны. Может быть, встреча с Ханной была таким заковыристым, окольным способом свести меня с Эндрю, чтобы тот привел меня к Элли. К девочке меня буквально притягивало. В сущности, я только о ней теперь и думала – о ней и о том, как ей помочь. Даже сюрприз Дэна – уик-энд в Хемптоне – не очень-то меня отвлек. Лежа рядом с ним на пляже, я притворялась, будто листаю «Пипл», а в уме прокручивала очередные песни, чтобы с ней разучить. По вечерам Дэн разводил на берегу костер и рассказывал мне всякие истории про своих сотрудников, и я покорно слушала, но думала об Элли.
Во вторник я занималась с Максом, мы довольно долго играли вместе на ксилофоне, потом обсудили нового одноклассника, Тревора, и как он обижает моего подопечного, и наконец Макс задал вопрос, от которого заныло сердце.
– Мисс Кейт… – Он затеребил воротник. – Как так получается, что некоторым родителям не нужны их дети?
– То есть как?
– Не знаю. Просто не нужны, и все.
– Ты о ком? – мягко переспросила я. Он промолчал, и я уточнила: – О маме?
– Нет, что вы! – улыбнулся Макс. – Она меня любит. – Но тут же улыбка сбежала с его лица. – А вот папе я не нужен.
– С чего ты взял, Макс?
– Мне Тоби в школе объяснил. Поэтому папа от нас ушел.
Прикусив губу, я судорожно подбирала слова. Джойя растила ребенка одна с десяти месяцев: в один прекрасный день отец ушел на работу и не вернулся. Через три месяца пришли бумаги на развод, и Джойя все подписала. Ей не пришлось сражаться за опеку: бывший муж отказался от всяких прав на ребенка. Однажды она мне сказала: вот и хорошо, что Максу не придется иметь дело с человеком, который не хочет быть его отцом.
– Во-первых, Макс, ты уверен, что Тоби все знает о твоей жизни?
Он подумал:
– Может, и нет.
– Так что же, по-твоему, случилось с твоим отцом? – Я затаила дыхание: только бы не причинить мальчику лишней боли.
– Не знаю. Мама ничего не говорит. – Он помолчал. – Может быть, папа не захотел быть моим папой.
Я снова подумала:
– Может быть, он просто не был еще готов стать отцом? И дело не в тебе?
Мои слова его озадачили.
– А как же он стал отцом, если не был готов? Что-то странно.
– Это как контрольная в школе, – пояснила я. – У тебя бывают контрольные?
Он кивнул:
– Я хорошо пишу словарные диктанты.
– Но ты ведь к ним готовишься?
Он снова кивнул:
– Мама заставляет.
– А учить слова – дело нелегкое, верно?
– Очень трудно!
– Но когда ты приходишь на контрольную, ты уже готов и потому-то и пишешь диктант так хорошо.
– Угу, – кивнул он.
– Вот и быть родителем – что-то наподобие. Надо много и тяжко работать. Все время учиться, тренироваться, стараться изо всех сил.
– Или влепят кол!
– Вот именно! – подхватила я. – А бывает, человек так трудиться не готов. И тогда у него не получается стать отцом.