Жизнь Лавкрафта

   Скотт получил эти сведения от Эллы Суини, уроженки из Провиденса, младшего смотрителя учебных заведений, которая познакомилась с Лавкрафтами в Дадли. Упоминание "летних отпусков" (мн. число) - явная ошибка. Сам Лавкрафт признается, что в то время "Моя коллекция игрушек, книжек и других детских забав была буквально неограниченна"; он, похоже, получал, все, что пожелаешь. Как мы уже видели, мать ходила по всем сувенирным лавкам Провиденса, чтобы удовлетворить раннее увлечение сына "Арабскими ночами", и он немедленно получил химический набор, стоило его интересу обратиться в том направлении.

   Здесь, пожалуй, стоит привести примечательное свидетельство, сделанное женой Лавкрафта. В своих мемуарах 1948 г. Соня Х. Дэвис пишет следующее:

   Была... в то время мода, чтобы матери начинали собирать "приданое" для своих дочерей еще до их рождения, так что когда миссис Уинфилд Скотт Лавкрафт ждала своего первенца, она надеялась, что это будет девочка; но этому не помешало и рождение мальчика. Так что это приданое мало-помалу росло; чтобы однажды быть врученным жене Говарда... Ребенком Говард выглядел, как хорошенькая маленькая девочка. В нежные 3 года его густыми льняными кудрями могла бы гордиться любая девочка. ...Он носил их до шести лет. Когда он, наконец, запротестовал и захотел, чтобы их срезали, мать отвела его к парикмахеру и горько плакала, пока "жестокие" ножницы состригали их с его головы.

   Полагаю, это заявление можно по большей части принять, хотя, по-моему, не стоит делать из него больших выводов - как и из того очевидного факта, что Сюзи одевала своего маленького сына в платьица. Известная фотография Лавкрафта с родителями от 1892 г. показывает его с локонами и в платьице, как и другой снимок, сделанный примерно в то же время. Сам Лавкрафт упоминает о локонах, говоря, что это была настоящая "золотая грива", отчасти заставившая Луизу Имоджин Гуини называть его "Маленькое Солнышко". Но на другой фотографии, сделанной, вероятно, в возрасте 7-8 лет, Лавкрафт выглядит совершенно нормальным мальчишкой с короткой стрижкой и в обычной для мальчика одежде. Уже невозможно точно установить, когда Сюзи перестала одевать сына в платьица; но даже если она проделывала это до возраста 4 лет, в этом не было ничего особенно необычного.

   Есть еще два свидетельства, которые мы здесь процитируем, хотя суть одного из них не полностью ясна. Р.Х. Барлоу в своих кратких заметках о Лавкрафте (большинство относится к 1934 г., но некоторые сделаны явно позднее) упоминает "Истории миссис Гэмвелл о том, как ГФЛ одно время настаивал `я маленькая девочка'..." Энни Гэмвелл не могда наблюдать такое позднее 1897 г., поскольку именно тогда она вышла замуж и съехала из дома 454 по Энджелл-стрит; а общий контекст записи (Барлоу упоминает о том, как Лавкрафт взахлеб читал Теннисона, стоя на столе) датирует событие еще 1893 годом. Далее у нас есть письмо Лавкрафту от Уиппла Филлипса, датируемое 19 июня 1894 г.: "Я расскажу тебе побольше о том, что видел, когда вернусь домой, если ты хороший мальчик и носишь штаны". Последние два слова Уиппл подчеркнул. Подтекст намекает, что Лавкрафт в то время не любил носить штаны.

   Вопреки всему вышеперечисленному в последующей жизни Лавкрафта я не вижу свидетельств реальных проблем с гендером; во всяком случае, он демонстрировал живое и стойкое предубеждение к "маменькиным сынкам" и гомосексуалистам. Сюзи могла мечтать о девочке и пытаться сохранить эту иллюзию в течении несколько лет, но Лавкрафт даже в детстве был упрям и, как рано становится очевидно, мальчишком с нормальными мальчишечьими интересами. В конце концов, именно он в шесть лет настоял, чтобы ему отрезали роскошные локоны.

   Помимо чрезмерной заботы о сыне Сюзи воспитать на свой манер его способами, которые он находил или раздражающими, или просто невыносимыми. Где-то в 1898 г. она попробовала записать его в детский танцкласс; Лавкрафт "испытал омерзение к [этой] мысли" и, с пылу с жару от свежее выученной латыни, строкой из Цицерона: "Nemo fere saltat sobrius, nisi forte insanit!" (Трезвый муж не танцует, разве что он безумен). Несомненно, у него выработалось определенное умение настоять на своем, ибо - как и в случае с воскресной школой (видимо, в предыдущем году), которую ему позволили не посещать, - уроков танцев он благополучно избежал. Но не избежал уроков игры на скрипке, которые продолжались целых два года, между 7 и 9 годами.

   Правда, инициатором этих уроков был он сам: