Читаем Жизнь Лавкрафта полностью

   В любом случае первоначальное увлечение Лавкрафта химией и физиологией привело к интересу к географии, геологии, астрономии, антропологии, психологии и иным наукам, которые он станет изучать всю жизнь. Он так и останется любителем во всех отраслях знания, пускай его увлеченность многими из них - особенно астрономией - была чрезмерна для литератора. Но они заложат крепкий фундамент для его мировоззрения и обеспечат научную подоплеку для его самых мощных произведений.

   По словам Лавкрафта латынь он начал учить около 1898 г. Вот что он пишет: "Мой дед еще раньше [т.е. до поступления в школу] преподал мне немало из латыни", - намек, что он начал изучать ее самостоятельно еще до поступления в школу на Слейтер-авеню осенью 1898 г. Для мальчика, столь увлеченного античностью, было естественно взяться за латынь, хотя заняться ею так рано - и, видимо, одолеть за несколько лет без чьей-то систематической помощи - было необычно даже по тем временам, когда знать латыни было обычнее, чем теперь.

   Собрание латинских текстов Лавкрафта - почти все явно были позаимствованы из библиотеки деда - полностью соотвествовало увлечению. В нем имелось большинство основных поэтов (Гораций, Ювенал, Лукреций, Марциал, Овидий, Персий, Вергилий) и прозаиков (Цезарь, Цицерон [избранные речи], Ливий [избранное], Непот, Саллюстий), пускай зачастую и в виде упрощенных школьных текстов с подстрочным переводом - техника, на которую современные сторонники классического образования взирают с ужасом. Разумеется, имелся и широкий ассортимент переводов, включая ставшие классикой: Вергилий Драйдена, Тацит Мерфи, Гораций Френсиса и тому подобное. У Лавкрафта также была солидная коллекция справочной литературы по античной литературе, истории и древностям.

   Мы обнаружим, что поэзия Вергилия, Горация и Ювенала произвела глубокое впечатление на Лавкрафта, а эпикурейская философия, воплощенная в Лукреции, оказала основное влияние на его формирующееся мышление. Примечательным случаем античного влияния на ранние работы Лавкрафта стало произведение, озаглавленное "Метаморфозы Овидия".

   Эта 116-строчная работа - буквальный пятистопный стихотворный перевод первых 88 строк "Метаморфоз" Овидия. Дата его сочинения, к сожалению, спорна. В списке работ, приложенном к "Поэме об Улиссе" (1897) она помечена как "Готовится к публикации"; в приложении к Poemata Minora, том II (1902) почему-то указана в списке "Прозаические работы Г.Ф. Лавкрафта". Однако в обоих каталогах она оценена в 25 центов, почему я пришел к выводу, что в каталог 1902 г. просто просто вкралась ошибка. Судя по совпадению почерка в рукописи с другими ранними работами Лавкрафта, я склонен датировать эту работу 1900-1902 г.

   Первое, что замечаешь в этом переводе, - его явное и сильное отличие от перевода Драйдена (переводчика первой книги "Метаморфоз" для "Овидия Гарта"). Вот латынь:

   In nova fert animus mutates dicere formas

   corpora: di, coeptis (nam vos mutastis et illas)

   adsprirate meis primaque ab origine mundi

   ad mea perpetuum deducite tempora Carmen.

   Вот Драйден:

   Of bodies changed to various form, I sing:

   Ye gods, from whom these miracles did spring,

   Inspire my numbers with celestial heat,

   Till I my long laborious work complete;

   And add perpetual tenor to my rhymes,

   Deduced from Nature's birth to Caesar's times.[13]

   А вот и Лавкрафт:

   I tell of forms transmuted into new;

   And since, ye Gods, these deeds were wrought by you,

   Smile on my task, and lead my ceaseless lay

   From Earth's beginning to the present day.

   Разница заметна: Лавкрафт пытается сделать буквальный, построчный перевод (несмотря на удачное использование Драйденом архаичного `deduced' для deducite [выводить, сводить вниз]), как можно точнее придерживаясь латинского оригинала. Работа Лавкрафта разделена на два части, озаглавленные "Сотворение мира" (II, строки 5-84) и "Сотворение человека" (II, 85-116). Естественно, подобное разделение и заголовки есть и у Драйдена, но первый ("Золотой век") появляется точно там, где останавливается Лавкрафт.

   Еще один примечательный момент, связанный с "Метаморфозами Овидия", - возможно, что это лишь фрагмент. Рукопись состоит из 5 листов, и текст доходит до самого низа пятого. Мог ли Лавкрафт перевести больше Овидия, и могла ли эта часть быть утрачена? Думаю, вероятность велика: эта вещь, оцененная в 25 ?, в нынешнем виде немногим длиннее, чем "Поэма об Улиссе", оцененная в 5 ?. Возможно, не так уж необоснованно предполагать, что Лавкрафт мог перевести всю первую книгу Овидия (779 строк на латыни). Нынешний перевод, конечно, заканчивается на перерыве в латинском тексте, так как со строки 89 Овидий готов приступить к рассказу о четырех веках человечества; но я все же полагаю, что раньше он был длиннее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Шедевры фантастики (продолжатели)

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее