Читаем Жизнь Лавкрафта полностью

   Что крайне разочаровывает в обоих вариантах "Таинственного корабля" - это полное отсутствие прогресса, показываемого более ранними работами. Если "Загадка кладбища", по крайней мере, забавна и развлекательна в духе мелодраматического романчика, то "Таинственный корабль" попросту скучен и глуп. В смысле развития сюжета и таланта повествователя он выглядит натуральным регрессом. Как Лавкрафт смог всего три года спустя написать артистичного "Зверя в пещере" - полная загадка. И все же, учитывая, что сам Лавкрафт оценил "Таинственный корабль" в 25 центов, он, видимо, видел в этом рассказе некие достоинства - по крайней мере, тогда.

   Наверняка было куда больше ранних рассказов, чем перечислено выше. Лавкрафт признавался, что был очарован "Замороженным пиратом" У. Кларка Расселла (1887): "Я прочел его в раннем возрасте - лет в 8 или 9 - и был совершенно им зачарован... написав под его влиянием несколько собственных баек". "Замороженный пират" - неправдоподобная история человека по имени Пол Родни, который во льдах Антарктики наткнулся на корабль с замерзшей командой. Один человек отмерз от жара костра, разведенного Родни, и обнаружил, что был в замороженном состоянии сорок восемь лет. После чего без видимой причины за несколько дней состарился на сорок восемь лет и умер. Даже это произведение, заметим, нельзя недвусмысленно назвать сверхъестествененным; оно более в традиции научного романа или extravaganza[12], где дается хотя бы шаткая - а то и гротескно неправдоподобная - наукообразная подоплека событий. В таком случае возможно, что собственные рассказы Лавкрафта, навеянные "Замороженным пиратом", в равной степени не были о сверхъестественном.

   Кроме По, давшего свежеоперенной авторской карьере мощный толчок, Лавкрафт в 1898 г. обнаружил в себе и тягу к науке. Это третий компонент его тройственной натуры: любовь к странному и фантастичному; любовь к древнему и неизменному; любовь к истине и научной логике. Не столь уж необычно, что он возник последним, но примечательно, что возник настолько рано и был принят с таким энтузиазмом. Лавкрафт увлекательно рассказывает о своем открытии:

   Наука химия... впервые пленила меня в год Господа Нашего 1898 - довольно своеобразным способом. С ненасытной любознательностью раннего детства я привык проводить часы, изучая картинки в конце "Полного словаря" Вебстера - поглощенный всякого сорта идеями. Ознакомившись с антиками, средневековыми нарядами и оружием, птицами, животными, рептилиями, рыбами, флагами всех наций, геральдикой ис., ис., я наткнулся на раздел, посвященный "Философским и научным инструментам", и был буквально ими загипнотизирован. Химическая аппаратура особенно притягивала меня, и я решил (еще ничего не зная о науке!) устроить лабораторию. "Избалованному ребенку", мне оставалось лишь попросить, и она была моей. Мне отдали подвальную комнату приличного размера, и моя старшая тетушка (что изучала химию в школе-интернате) снабдила меня некоторыми простыми приборами и экземпляром "Юного химика" - руководства для начинающих проф. Джона Говарда Эпплтона из Брауна... Лабораторная "работа" - или игра - казалась восхитительной, и невзирая на редкие неудачи, взрывы и сломанные инструменты, я отлично с ней справлялся.

   Позднее он напишет, что "моего отца больше не было" ко времени, когда он заинтересовался химией, так что это должно было произойти позднее июля 1898 г. Упомянутый словарь Вебстера можно идентифицировать как издание 1864 г., которое осталось в его личной библиотеке. Как и в случае с увлечением "Тысячей и одной ночью", его интерес к химии заставил семью снабдить мальчика всем, что он пожелал. "Юный химик" (1876) также останется в его библиотеке до конца жизни. Лавкрафт описывает Эпплтона, как профессора химии из университета Брауна и "нашего друга". Эпплтон (1844-1930) окончил Браун в 1863 г., после чего преподавал в нем вплоть до ухода на пенсию в 1914 г.

   Прямым следствием "открытия" науки стал прилив литературной работы. 4 марта 1899 г. Лавкрафт заводит "Научный бюллетень" (the Scientific Gazette). Первый выпуск - один листок - дошел до наших дней, но сейчас почти нечитаем; в нем содержится забавное сообщение: "Этим утром в Лаборатории Провиденса был большой взрыв. Во время эксперимента взорвался калий, нанеся всем большой урон". Невероятно, но изначально бюллетень был ежедневным, хотя "вскоре опустился до еженедельного". Больше ни один из выпусков не сохранился вплоть до появления Нового Выпуска т.I, но.1 (12 мая 1902 г.), но о нем - в следующей главе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Шедевры фантастики (продолжатели)

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее