Читаем Жизнь Лавкрафта полностью

   Но, возможно, самым важным в Барлоу было не то, что он печатал книги или умел сочинять, а то, что он умел печатать на машинке. К середине июля Дерлет все еще не описался по поводу "За гранью времен"; и, хотя Роберт Блох выразил желание ее посмотреть, энтузиазм Барлоу оказался все-таки больше, так что Лавкрафт попросил Дерлета переслал рукопись во Флориду. К августу Лавкрафт выражает некоторое раздражение тем, что ни Дерлет, ни Барлоу, похоже, не предприняли больших усилий прочитать повесть: "Скверный почерк, вероятно, частично повинен в их невнимании; но вдобавок к этому история, должно быть, не вызывает интереса, иначе они увлеклись бы, несмотря на неразборчивый текст". Все это звучит довольно неразумно - ясный признак отчаяния, в которое он впал по поводу своей работы; но очень скоро ему пришлось с удовольствием взять свои слова обратно. Поскольку в действительности Барлоу втайне готовил машинописный вариант рассказа.

   Лавкрафт был совершенно ошарашен усердием Барлоу и щедростью этого деяния. Хотя он великодушно писал, что машинописная копия Барлоу "аккуратно напечатана", позднее он признавался: "боюсь, что в варианте Барлоу было много ошибок, некоторые из которых сильно искажали мой стиль, - я помню, что внес в свой экземпляр немалое число исправлений". Барлоу также не сделал ни одной копии под копирку (Лавкрафт обычно делал два). Тем не менее, Лавкрафт послал машинописный вариант по обычный кругу читателей.

   Лавкрафт явно замечательно проводил время во Флориде - хотя бы по причине климата. Не то, что центральная Флорида была жаркой, в абсолютном смысле слова - жара доходила до 88® [31®], а корреспонденты с северо-запада и северо-востока сообщали об еще более высоких температурах, - но отсутствие низких температур (за все время его визита ни разу не было меньше 80® [26®]) не позволило Лавкрафту испытать ту изнурительную слабость, которая одолевала его во время северных зим. В начале августа он с изумлением отмечает: "В настоящее время я чувствую себя настолько хорошо, что едва себя узнаю!"

   Барлоу снова настаивали, чтобы Лавкрафт оставался, сколько вздумается. Они хотели, чтобы он остался на всю зиму - или даже переехал насовсем (возможно, в хижину, построенную Робертом), но оба этих плана явно были неосуществимы. Лавкрафт оценил жест, но он чувствовал себя неуютно, когда оставался без своих книг и бумаг на сколь-нибудь продолжительный промежуток времени.

   18 августа Лавкрафт, наконец, двинулся в путь. Барлоу отвезли его на Дейтона-Бич, где они провели вместе еще две недели; затем он сел на автобус до Сент-Огастина. Древность места стала бальзамом на его душу - после почти трех месяцев в современном сельском доме. 20-го числа (сорок пятый день рождения Лавкрафта) неожиданно объявился Барлоу, и Лавкрафт принялся показывать ему достопримечательности - включая недавно обнаруженное к северу от города индейское кладбище, где скелеты лежали, как они были погребены. 26-го Лавкрафт очутился в Чарлстоне; 30-ое число он провел в Ричмонде; 31-ое встретило его в Вашингтоне; 1-ое сентября - в Филадельфии, а 2-ое - в Нью-Йорке, где он устроил посиделки с братьями Уондри, которые теперь занимали квартиру над старейшим баром Нью-Йорка, "Julius's", в доме N155 на 10-й Западной улице. Он наконец попал домой 14 сентября.

   В Чарлстоне и Ричмонде Лавкрафт работал над тем, что он окрестил "композитной историей" - над коллективным мистическим рассказом под названием "Вызов извне" [The Challenge from Beyond]. Это было детище Джулиуса Шварца, который захотел получить две коллективные истории с одним названием, одну - мистическую и одну - научно-фантастическую, для третьего выпуска ежегодного журнала "Fantasy Magazine" (сентябрь 1935). Изначально он рекрутировал К.Л. Мур, Фрэнк Белкнэпа Лонга, А. Меррита, Лавкрафта и еще кого-то для мистической версии, и Стэнли Г. Вейнбаума, Дональда Уондри, Э.Э. "Дока" Смита, Харла Винсента и Мюррея Лейнстера - для научно-фантастической. Это было сродни подвигу - собрать всех этих авторов (особенно твердого профессионала А. Меррита) вместе для такой авантюры; предполагалось, что каждый автор напишет свой кусок, исходя из того, что написал его или её предшественник. Однако мистическая версия пошла не совсем по плану.

Перейти на страницу:

Все книги серии Шедевры фантастики (продолжатели)

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее