Читаем Жизнь Лавкрафта полностью

   Я не вижу причин не верить этому печально известному свидетельству отношений Лавкрафта и его матери. "Ужасен", вероятно, относилось к его внешности - вот почему я и хочу датировать этот эпизод концом второго - началом третьего десятка лет в жизни Лавкрафта: в детстве он выглядит настолько нормально, что никто - даже его мать при всей своей "странности" - не счел бы его "ужасным"; но к 18-20 годам, по всей видимости, он уже достиг своего полного роста - 5 футов 11 дюймов, и у него, вероятно, появилась та длинная, выдающаяся нижняя челюсть, которую он сам считал физическим дефектом. Гарольд У. Мунро утверждает, что еще в школе Лавкрафту докучали вросшие волоски; но, говоря о "мелких красных порезах" на его лице, явно считает их результатом тупой бритвы. На самом же деле, по свидетельству Лавкрафта, эти порезы приключались от иглы и пинцета, которыми он вырывал вросшие волоски. Эта проблема - только когда Лавкрафту было сильно за 20, она пошла на убыль, - также могла повлиять на его негативное отношение к собственной внешности. Даже в феврале 1921 г., всего за несколько месяцев до смерти матери, Лавкрафт в письме к ней, говоря о новом костюме, пишет, что он "позволил мне выглядеть почти респектабельно при моем-то лице".

   Разумеется, я не пытаюсь защитить мать Лавкрафта - несомненно, ни одна мать не должна говорить подобные вещи о своем сыне, как бы уродлив он ни был, - но может статься, что ее замечание подразумевало нечто большее. Существует - по-моему, весьма правдоподобное - предположение, что Сюзи перенесла на сына ненависть и отвращение, которое питала к своему мужу после его заражения сифилисом. Конечно, Сюзи вряд ли знала точную причину болезни мужа (даже доктора ее не знали), но вполне могла почувствовать, что та как-то связана с сексом; теперь же, когда ее сын постепенно превращался в половозрелого мужчину, она могла заподозрить, что он станет подобием своего отца - особенно, если Лавкрафт в то время носил отцовскую одежду. В любом случае, по-моему, у нас нет оснований отрицать, что она все-таки сделала свое "ужасное" замечание. Сам Лавкрафт однажды (только однажды) признался жене, что отношение матери к нему было - и это его собственное слово! - "опустошающим", и нам нам нет нужды искать тому иных подтверждений, кроме приведенного выше случая.

   Итак, и Клара Хесс, и Гарольд У. Мунро засвидетельствовали, что Лавкрафт в тот период действительно избегал общения с людьми. Позднее, по просьбе Огюста Дерлета, Хесс напишет: "Иногда я видела Говарда, идущего по Энджелл-стрит, но он [ни с кем] не заговаривал и смотрел прямо вперед - его воротник был поднят, а подбородок опущен". Мунро заявляет: "Явный интроверт, он проносился мимо словно ищейка, ссутулясь, всегда с книгами или газетами, зажатыми подмышкой, глядя прямо перед собой, никого не узнавая".



   Мы располагаем лишь обрывками информации о том, что делал Лавкрафт все это время. Он признается, что в 1908 г. посетил долину Мусап и специально - дом Стивена Плейса в Фостере (где родились его мать и бабушка); факт, наводящий на размышления. Вряд ли этот визит был чисто развлекательным. Его сопровождала мать - имеется фотография (вероятно, сделанная самим Лавкрафтом), где она стоит перед домом Плейса. Похоже, Лавкрафту вновь потребовалось своего рода возобновление семейных уз, чтобы преодолеть тяжелую психологическую травму; но в данном случае визит, похоже, не особенно помог.

   В данных о 1909 г. (помимо астрономических наблюдений и заочного обучения) зияет полный пробел. В 1910 г. он, как нам уже известно, наблюдал комету Галлея, но, видимо, не в обсерватории Лэдда. В 1918 г. он пишет:


   Я больше не посещал ни обсерваторию Лэдда, ни иных приманок Университета Брауна. Когда-то я надеялся работать там на правах постоянного студента, а в один прекрасный день, возможно, и руководить какими-то из них в качестве преподавателя. Однако, узнав их "изнутри", отныне я не желал бывать там, как случайный посетитель и не-университетский варвар и чужак.


   Это чувство отчуждения, наверное, возникло вскоре после нервного срыва 1908 г., и комету Галлея он, видимо, наблюдал в свой собственный телескоп. Он упоминает, что ранее в том же году пропустил появление яркой кометы, "лежа в постели пластом с жутчайшей корью!" В другом письме он пишет, что за время болезни потерял 54 фунта и чуть не умер. В году 1910 он, однако, частенько посещал театральные постановки и по собственным словам увидел множество пьес Шекспира в Оперном театре Провиденса. Он также посетил Кембридж (Массачусетсе) - вероятно, чтобы повидаться со своей теткой Энни Гэмвелл и 12-летним кузеном Филлипсом. А еще совершил перелет на воздушном шаре в Броктон (Массачусетс) - город примерно на полпути из Провиденса в Бостон. Судя по этим поездкам он не жил совершеннейшим анахоретом; возможно, на воздушном шаре он катался вместе с Филлипсом Гэмвеллом. Свой 21-ый день рождения (20 августа 1911 г.) Лавкрафт отпраздновал, весь день напролет катаясь на трамвае:


Перейти на страницу:

Все книги серии Шедевры фантастики (продолжатели)

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее