Жизнь Лаврентия Серякова

Об Оленьке Кюи говорил, разумеется, с меньшим жаром. Но и она была девица с характером и умела быть самостоятельной. Ее мать, овдовев, вскоре снова вышла замуж, и Оленька предпочла поселиться у дяди вместе с возвратившейся к нему Александриной. Она хотя не имеет состояния, а только небольшую отцовскую пенсию до замужества, но тоже разборчива в женихах, хотя ей уже двадцать лет.

В субботу, как ни звал его Кюи, Лаврентий не пошел вечером к Недоквасовым. Но в воскресенье после обеда отправился гулять и оказался около голубого домика в то самое время, когда компания направлялась в парк. Оленька, как нарочно, вышла последней, и опять они пошли позади всех.

Она была так же просто одета, хотя в другом, светло-зеленом платье, улыбнулась Серякову еще приветливее и тотчас же начала разговор с того, на чем прервалась неделю назад их отдельная от других беседа: о книгах. Оленька прочла недавно «Белые ночи», и повесть ее очень взволновала.

— Право, я в конце едва не плакала и готова была негодовать на Настеньку, так мне жаль было мечтателя.

— А как же Настенька могла поступить иначе? — спросил Лаврентий.

— Наверное, никак. Но сколько она ему горя принесла!..

— Но и радости сколько. Разве он согласился бы не знать ее?

Они так увлеклись разговором, что отстали от всей компании, одни вошли в парк и стали подниматься в горку по средней аллее. В конце ее, на скамейке, их ожидал юный студент.

— Я от них сбежал, — сказал он, улыбаясь: — всё по-французски трещат, а я ничего не смыслю. Позвольте мне идти с вами, Ольга Алексеевна.

— Конечно. — Она оперлась на его руку и через несколько шагов, пройденных в молчании, обратилась к Лаврентию: — Так, значит, вы никогда не бывали на месте дуэли? Тоже романтическая повесть, только с куда более печальным концом.

— Дуэли Пушкина? А разве это здесь? — встрепенулся Серяков.

— Нет, то на Черной речке, версты три отсюда, пожалуй. А здесь, в парке, место дуэли Чернова с Новосильцевым. Никогда о них не слыхали?

— Нет, — сознался Лаврентий.

— Тогда пойдемте, я вам все расскажу и покажу, — сказала Оленька. — А вы, Мишель, верно, слышали уже эту историю?

— Слышал давно от Александра Петровича, с ваших же слов, но охотно еще раз послушаю, — ответил студент.

Серякову показалось, что при имени Александра Петровича Оленька нахмурилась, но тотчас отвернулась, чтобы скрыть это.

За деревьями показались белые здания. Шедшая далеко впереди компания уже приближалась к ним.

— Вон и Лесной корпус, — сказала Лаврентию Оленька. — Но нам нужно идти не туда, а почти к самой дороге.

Свернули в другую аллею, спустились под горку, обогнули пруд, опять углубились в парк и наконец сошли с дорожки. Молодые деревья обступили и разъединили их. Пятна вечернего солнца, пробиваясь сквозь листву, пестрили платье и кружева на плечах шедшей впереди девушки.

— Вот здесь, смотрите, — сказала она, останавливаясь.

Они были почти в углу парка. С одной стороны, шагах в десяти, за деревянным забором, пролегало Выборгское шоссе. С другой, много дальше, за таким же забором, виднелся желтый двухэтажный каменный дом, из-за которого высилась колокольня небольшой церкви.

— Видите круглую плиту в траве? — спросила Оленька. — Тут стоял бедный Чернов. А вон там, за дубком, — вторая такая же. С того места стрелял Новосильцев. Расстояние — восемь шагов.

— Но из-за чего же они поссорились? — не выдержал долгого вступления Лаврентий.

— Я сейчас расскажу, что в детстве слышала, — продолжала девушка. — История эта не короткая, а потому вы устраивайтесь здесь. — Она указала на землю около себя и сама опустилась на каменную плиту.

Студент и Серяков сели на траву, и Оленька начала рассказ.

В 1823 году в Могилеве родовитый гвардеец Новосильцев познакомился с семьей генерала Пахома Кондратьевича Чернова. Этот генерал выслужился из солдат благодаря отчаянной храбрости, выказанной во многих войнах. У Чернова была красивая дочь, Екатерина, и сын Константин, юный офицер. Новосильцев, посланный в Могилев по служебным делам, увидел Екатерину Чернову в церкви, стал бывать в доме ее родителей и через несколько недель посватался. Предложение приняли, состоялась помолвка, и жених уехал в Москву, где жила его мать, чтобы получить ее благословение. Но чванная и богатая аристократка, урожденная графиня Орлова, и слышать не хотела о таком браке. «Чтоб моей невесткой была внучка поротого мужика, какая-то Чернова, да еще Пахомовна!»— возмущалась она. Сын не сумел настоять на своем, да, видно, и образ могилевской красавицы уже потускнел в его памяти.