Жизнь Ленина. Том 2

Рансом отмахнулся от фарбманского интервью. Сам он хотел задавать вопросы так, «чтобы добиться от Ленина личного мнения». «Не знаю, удалось ли мне запишет Рансом,— потому что в одном или двух случаях он отказался ответить на «вызывающие» вопросы с моей стороны... Однако результатом интервью явилась кристаллизация ленинского диагноза современного положения в России». Ленину вопросы Рансома доставили затруднения, как свидетельствует тот факт, что он составил два варианта ответов⁴⁵⁰. «Немедленным результатом» этих вопросов была отсрочка интервью. «Его откладывали со дня на день,— писал Рансом в «Манчестер Гардиан» от 22 ноября 1922 года,— потому что ответы не были готовы, и я каждый день из какого-нибудь другого источника слышал о том, что мои вопросы причиняли Ленину некоторое раздражение». «От Радека я узнал,— не без удовольствия сообщает Рансом,— что он «зол на меня за такие вопросы», от Чичерина, что он называет их «змеями в траве». Одно время я даже сомневался, получу ли вообще ответы на них, и поэтому предложил снять их и поставить новые. Но Ленин, по причине, которую он изложил мне при встрече, решил непременно ответить на них. Между тем день проходил за днем, а меня к нему не пускали... Наконец, когда я утратил всякую надежду, приготовился к отъезду и даже достал выездную визу и место в поезде, Чичерин во время моего прощального визита к нему выразил большое удивление по поводу того, что я еще не получил ответов, так как ему было известно, что Ленин как раз был занят их составлением и хотел встретиться со мною перед моим отъездом. Поэтому я отказался от своего места в поезде и заказал другие, на следующий поезд, уходивший в понедельник».

«На другой день (это была пятница) г-жа Радек сказала мне по телефону, что вечером Ленин меня примет. Мне было назначено придти к 8 часам в кабинет Радека в Кремле. Не провел я и минуты у Радека, как зазвонил телефон. Ленин сказал Радеку, что он очень устал после долгого заседания и ему разрешают разговаривать только несколько минут, а если я подожду до утра, то он сможет уделить мне больше времени. Я спросил, получу ли ответы на вопросы, если подожду до утра. Радек повторил вопрос в телефон, и я услышал, как Ленин посмеивается на другом конце провода. Он сказал, что не сможет приготовить ответов к утру, и что я сам виноват в этом. «Такие вопросы, такие вопросы!» Тогда я впервые уверовал, что на вопросы он отвечает действительно сам. Раньше у меня было неприятное подозрение, что ответы кто-то составляет за него. Было так непохоже на старого Ленина это отсутствие готовности ответить, совмещая логику с шутками, на любые поставленные вопросы».

В конце концов Рансом попал к Ленину. «Я не видал Ленина с того времени, как он заболел,— пишет Рансом,— и, когда мы пожимали друг другу руки, мое первое впечатление было, что он вовсе не изменился. Мое второе впечатление, когда мы начали говорить, было, что он необычайно утомлен... Его физическая внешность и очаровательное обхождение были те же, но что-то в нем изменилось. Никогда прежде не видел я его усталым. В былые дни он отвечал на мои вопросы с такой пулеметной быстротой, что я едва успевал вставить словечко и узнать его мнение об интересующих меня предметах. Он бывал страшно занят, но, заинтересовавшись, мог в течение получаса, часа, двух часов разговаривать, шутить, высмеивать и переспрашивать собеседника. Для журналиста он представлял большие трудности, потому что все время хотел превратиться из интервьюируемого в интервьюера. Теперь же, вместо былого возбуждения, я чувствовал печаль, видя, каких усилий стоит ему то, что когда-то он, казалось, делал играючи...»

«Немножко старого Ленина было в том, как он, смеясь, закинул голову назад, когда речь зашла о фашистах (Муссолини правит в Риме — «Веселенькая история!»), и в интересе, который он выказал к английским выборам». Но ответов на свои вопросы Рансом тогда от Ленина еще не получил. Их привезли ему как раз перед самым его отъездом.

«Я нахожу громадное экономическое оживление, все покупают и продают и очевидно нарождается новый торговый класс,— гласил первый вопрос Рансома.— Я спрашиваю: каким образом нэпман не является и не показывает признаков стремления быть политической силой?»

Ленин, отвечая на этот вопрос, вспомнил уличные сцены в Лондоне, в субботу вечером, «лет 20 тому назад». На улицах «все покупали или продавали», но «от политической силы и даже стремления к ней были довольно далеки».

Второй вопрос. Нэпманы получают прибыль, а «убыточное производство — в руках государства». «Не означает ли это постоянного экономического усиления нэпманов и постоянного ослабления государства?»

Ленин ответил отрицательно. Крестьяне «быстро и легко» платят продналог, легкая индустрия оживает, рубль стабилизируется и только тяжелая промышленность остается невыгодной. В ответ на третий вопрос Ленин объяснил, что тяжелая индустрия будет субсидироваться путем налогового обложения нэпманов.