Жизнь Ленина

— Вот он, ваш царь! — яростно агитировал молодой большевик. — Вот в кого вы верили. В зверя жестокого верили!

Рабочие поняли. Царь их расстрелял. Навсегда была расстреляна народная вера в царя.

В это Кровавое воскресенье 9 января 1905 года в Петербурге было убито больше тысячи рабочих. Пять тысяч ранено.

К вечеру на петербургских улицах валились фонарные столбы, строились баррикады. Рабочие поднимали против царской власти бои.

На окраине Женевы, вблизи реки Арвы, была улица Каруж. Русские эмигранты называли её Каружкой. На Каружке преимущественно они и селились. Здесь была столовая мужа и жены Лепешинских, товарищей Владимира Ильича по сибирской ссылке. Столовую Лепешинских знали все русские эмигранты. Просторная комната на первом этаже, две витрины вместо окон. Длинные дощатые столы, очень чистые. И пианино. Это была не только столовая, а вроде бы клуб большевиков. Здесь читали лекции, играли в шахматы, обсуждали политику…

Когда телеграф принёс в Женеву весть о Кровавом воскресенье, все эмигранты без зова собрались в столовой Лепешинских. Говорили мало. Было тихо. Лица были серьёзны и строги. Большевики понимали: в России начиналось большое, небывалое.

«Домой, домой, на родину!» — думал Владимир Ильич.

Чей-то голос скорбно запел:

Вы жертвою пали в борьбе роковой…

Все поднялись и подхватили:

Любви беззаветной к народу.
Вы отдали всё, что могли, за него,
За жизнь его, честь и свободу.

У многих на глазах были слёзы.

— В России революция, — сказал Владимир Ильич.

Горячо прозвучало это великое слово. В тот же вечер Ленин написал призывную статью для газеты «Вперёд». Это была новая газета большевиков. «Искру» захватили меньшевики. А большевики теперь выпускали газету «Вперёд».

Ленин писал:

«Начинается восстание. Сила против силы. Кипит уличный бой, воздвигаются баррикады, трещат залпы, и грохочут пушки. Льются ручьи крови, разгорается гражданская война за свободу…

Да здравствует революция!

Да здравствует восставший пролетариат!»

КРАСНЫЙ ФЛАГ В МОРЕ

Однажды в конце лета у двери женевской квартиры Ульяновых зазвенел колокольчик.

— Володя, к тебе, — сказала Надежда Константиновна, впуская в дом незнакомого молодого человека.

У него было круглое, открытое мальчишечье лицо. Ясные, светлые глаза любопытно и чуть удивлённо глядели из-под черных бровей.

— Проходите, очень рады вам, — сказала Надежда Константиновна. «Экий славный паренёк. Так на лице и написано, что прямой да хороший. Должно быть, приезжий».

В России шли непрерывные забастовки и стачки, к Владимиру Ильичу часто приезжали с родины большевики за советом.

Молодой человек вошёл вслед за Надеждой Константиновной к Ленину. Вытянулся у порога, слегка выкатив грудь, — чувствовалась военная выправка.

— Откуда вы? — улыбнулся Владимир Ильич.

— Матрос Афанасий Матюшенко с броненосца «Потёмкин», — отрапортовал незнакомец. И стоял как на службе — руки по швам.

Владимир Ильич стремительно к нему шагнул. Схватил руку. Пожал.

— Руководитель команды революционного броненосца «Потёмкин»! Надюша, взгляни, совсем молодой…

Через полчаса кипел на спиртовке эмалированный чайник. На столе высилась горка ломтей пышного хлеба. Аппетитно желтело свежее масло в маслёнке.

— Ну, рассказывайте, милый Матюшенко, пожалуйста! — нетерпеливо сказал Владимир Ильич, когда тот умял несколько ломтей хлеба с чаем.

И матрос Афанасий Матюшенко рассказал историю эскадренного броненосца «Потёмкин».

Это был недавно отстроенный, самый мощный военный корабль. Он стоял в Севастополе. Какие огромные орудия были на нём! Семьсот сорок матросов составляли команду.

В России бушевали восстания. В деревне крестьяне бунтовали против помещиков. Не утихала русско-японская война. Японцы побеждали, страшные потери несли русские войска. Погибла целая наша эскадра в Цусимском проливе. Всё было гнило и плохо у царских правителей. Народ презирал и ненавидел царя Николая II.

Командир броненосца, лютый и безжалостный человек, боялся, как бы революционный дух не проник на броненосец «Потёмкин», и увёл броненосец из Севастополя на военные учения в море. Подальше ох родных берегов, от рабочих забастовок и стачек.

Рано утром в открытом море матросы поднялись по сигналу. Назначены были наряды. Большой группе матросов велели мыть палубу.

Ветер доносил какой-то противный запах с верхней палубы. Матросы-мойщики поднялись наверх. И что же? Там на крюках было подвешено мясо. Жирные белые черви ползали в нём, червей было так много, что казалось, мясо шевелится. Мерзко стало матросам от этого зрелища.

— Вот чем запасли нас кормить!

— Не будем есть червей, пусть офицеры сами лопают!

— Так офицеры и станут. У них свой харч, офицерский. Им что до нас.