Жизнь Ленро Авельца

Торре мне не поверил. Когда я заявил ему, что теперь необходимо заменить командующего операцией, он сказал: «Это невозможно». Более того, сказал я, нужно не просто заменить командующего силами Альянса – нам требуется единый командующий и единый штаб для всех: Альянса, местных и ЧВК. Торре объявил: «Ты головой ударился». Я ответил: «Лечу в Брюссель, готовьте встречу с генсеком».

Я покидал штаб Уэллса, пояснив, что никаких гарантий дать не могу. В залог я оставил подписанные президентами согласия, но мы оба понимали, что этих президентов могут в любой момент сместить. Уэллс предупредил, что командующий осведомлён о нашей интриге и уже активизировал лобби в Нью-Йорке.

– Если меня тут случайно убьют, я подавлюсь зубочисткой или вроде того, – сказал он мне на прощание, – это ты виноват.

Я бы на его месте так не шутил. Ещё одно отличие.

За пятнадцать часов, пока я добирался из Хараре через Париж в Брюссель, Торре навёл справки и вдруг переосмыслил своё отношение к жизни.

Через неделю бортом Организации мы вылетели в Нью-Йорк, где нас ждал генсек Мирхофф. Я впервые встретился с ним лично: Торре взял меня с собой на полуночное совещание в резиденцию на Статен-Айленде. Невысокий, чуть полноватый, с непроницаемый лицом, с залысинами и в больших очках, генсек произвёл смешанное впечатление (почему он не сделал пересадку волос и коррекцию зрения? не хотел менять сложившийся годами имидж?).

Они с Торре сидели и общались, много курили, а я стоял в длинном ряду помощников-референтов и думал, насколько обманчива эта непринуждённость. И скупые шутки Мирхоффа, и поглядывания краем глаза – манера, которую Торре перенял у него.

– А это… – генсек указал на меня, – тот самый ваш героический сотрудник?

– Ленро Авельц, – представил меня Торре. – Вы его запомните.

– Не курите? – спросил Мирхофф. – Как там в Африке?

– Тяжело, господин генеральный секретарь, – сказал я, – весь в шрамах.

Торре усмехнулся в усы. Мирхофф тоже сдержанно улыбнулся.

Он уже провёл консультации с руководством Северного альянса – те не соглашались. Естественно, они протестовали, их возмутило моё самоуправство и кандидатура Уэллса. Но Мирхофф, только-только вознёсшийся в кресло генсека, бывалый товарищ Торре по митингам и забастовкам, старый шакал, – учуял кровь.

Он созвал Совет Безопасности и под камеры заявил, что войну мы проигрываем. Это была ложь. Никаких доказательств ухудшения – мы всё глубже и глубже загоняли террористов в подполье, просто слишком медленно. Но Мирхофф представил дело так, будто каждая минута промедления стоит жизни сотням солдат, а ещё – миллионы долларов, на которые предстоит Южную Африку восстанавливать. Ведь именно Организации, напомнил Мирхофф, придётся этим заниматься, так что «в наших интересах минимизировать ущерб» (любопытно, о какой минимизации он говорил после четырёх ядерных взрывов?).

Не знаю, что за тёмный обряд он сотворил, но Уэллса назначили главнокомандующим. Наблюдая за тем, как он приватизировал и воплотил мою идею, я выучил новый урок: как хорошо иметь в подчинённых Ленро Авельца!

Обратно в Брюссель мы с Торре летели триумфаторами. Уэллс уже планировал полномасштабное наступление и находился в ежедневном контакте с Ньюарком. Торре почему-то решил, что я должен вернуться в ЮАР; я развеял его заблуждения и остался координировать работу над имиджем операции в Брюсселе.

Упреждая следующий вопрос: нет, я не знал, что Уэллс собирается ответить террористам их же методами. Я не был ни на одном совещании, посвящённом боевым действиям, мне хватало Сети и партий Старой Европы. Голосование по проекту резолюции об Армии Земли приближалось, и мы с Торре совершенствовали навыки компромиссного мышления, забыв обо всём остальном.

Я считал Уэллса профессионалом и полагал, что советы ему не нужны. Так и было. Он справился, и вполне неплохо, учитывая результат.

Да, при ковровых бомбардировках Чомы, Мазабуки, Габве и прочих городов с невнятными названиями, полных оружия и боеприпасов, погибали гражданские – и я этого не одобряю. Но они погибали и так – в карательных чистках так называемого нового правительства.

Да, Уэллс разрешал пытки, но их и так использовали – Уэллс просто не стал врать, как его предшественники, а открыл миру, как действительно ведутся современные войны. Обыватель ужаснулся – и в два раза быстрее признал, что только коллективная безопасность спасёт от повторения кошмара.

А что до биологического оружия, применённого в Ботсване, и эпидемии эболавируса EVZ-11, то следствие Организации установило: это была совместная акция Намибии и Анголы; исполнители, организаторы и синтезировавшие EVZ-11 учёные предстали перед судом. Уэллс ввёл карантин, чтобы его люди не пострадали. Я понимаю солдат, кто отказывался стрелять по несчастным, пытавшимся выбраться из оцепленных районов. Но если бы Уэллс этого не сделал, если бы эболавирус вырвался за пределы зоны отчуждения – вы представляете, какими были бы потери? Возможно, всю операцию пришлось бы свернуть. Это стало бы большей катастрофой для континента, чем гибель нескольких тысяч крестьян.