Жизнь мальчишки

Когда я добрался до дома, отец уже спал в своем кресле. Трансляция матча команды Алабамы по радио закончилась, когда я отправлялся к Вулворту, и сейчас из динамика доносилась музыка в стиле кантри. Я вручил формочки маме, а потом сел в гостиной и стал смотреть, как спит отец. Он свернулся калачиком, обхватив себя руками. Мне пришло в голову, что так он пытается взять себя в руки. Во сне он глубоко дышал с тихим сипящим звуком на грани храпа. Внезапно нечто, всплывшее в сознании отца, заставило его вздрогнуть. Его воспаленные красные глаза раскрылись и несколько секунд смотрели прямо на меня, а потом снова закрылись.

То, как выглядело лицо отца во сне, вселяло в меня тревогу. Оно было печальным и осунувшимся, хотя мы не испытывали недостатка в еде. Это было лицо человека, потерпевшего поражение и почти смирившегося с ним. Все профессии важны, в том числе и посудомойщика, человека труда надо уважать, ибо каждый труд необходим. Но мне была невыносима мысль, что, после того как должность помощника менеджера в отделе доставки уже казалась такой близкой, моему отцу теперь приходится обивать пороги городских кафе, выпрашивая любую работу, вплоть до посудомойщика, — воистину для этого нужно было дойти до последней грани отчаяния.

Полуденный кошмар заставил отца содрогнуться от ужаса, с его приоткрывшихся губ сорвался тихий то ли стон, то ли хрип. Даже во сне он не знал покоя, не будучи в силах скрыться от преследовавших его страхов.

Я прошел в свою комнату, закрыл за собой дверь и взял одну из семи волшебных шкатулок. Достав оттуда коробку из-под сигар «Белая сова», я вынул перышко и долго рассматривал его при свете настольной лампы.

Да, сказал себе я, чувствуя, как сердце колотится все быстрее и быстрее. Да.

Это перо вполне может быть пером попугая.

Вот только цвет зеленый, изумрудно-зеленый. Ругающийся по-немецки попугай мисс Гласс Голубой был бирюзового цвета, без единого пятнышка, за исключением желтого надклювья.

Жаль, что обладательницей птицы была не мисс Зеленая, а то бы… Тогда бы ее попугай был изумрудно-зеленым!

«Вот именно!» — озарила меня мысль. Ощущение от этой догадки было такое, словно я прыгнул в озеро Саксон с гранитного утеса.

Я вспомнил, что сказала мисс Гласс Голубая, когда мисс Гласс Зеленая отказалась дать ее попугаю печенье из боязни, что тот отклюет ей палец.

Всего три слова.

«Я твоего кормила…»

Кого это твоего? Попугая?

Могли ли сестры Гласс, всю жизнь проведшие в странном сочетании подражания друг другу и соперничества, одновременно завести себе по попугаю? Мог ли где-нибудь в этом доме обитать второй попугай — изумрудно-зеленый и настолько же тихий, насколько был криклив голубой?

Для того чтобы получить ответ на этот вопрос, мне хватило бы телефонного звонка.

Я крепко сжал в ладони изумрудное перышко. С колотившимся сердцем я вышел из своей комнаты и направился к телефону. Нужный мне номер можно было без труда отыскать в телефонной книге.

Я едва успел найти номер сестер Гласс, когда телефон рядом с моим ухом вдруг резко зазвонил.

— Нашел! — торжествующе прошептал я и схватил трубку.

Голос, который я услышал, запомнился мне на всю жизнь.

— Кори, это миссис Коллан. Позови маму, пожалуйста.

Голос в трубке был насмерть перепуганным и дрожащим. Я сразу понял: случилось что-то ужасное и непоправимое.

— Мама! — заорал я. — Мама, к телефону! Тебя зовет миссис Коллан!

— Тише, отец спит! — шикнула мама, прежде чем взять у меня трубку.

Но покашливание и шорох, донесшиеся из гостиной, подсказали мне, что беспокоиться по этому поводу уже слишком поздно.

— Привет, Диана, как дела… — Неожиданно мама замолчала, и улыбка исчезла с ее губ. — Что? — выдохнула она. — О господи!

— Что такое? — спросил я. — Что случилось?

К нам подошел заспанный отец.

— Хорошо, конечно, мы приедем, — сказала в трубку мама. — Сейчас же выезжаем. Ох, Диана, господи, как же это!

Положив трубку на рычаг, мама наконец-то повернулась к нам. Я увидел, что она сильно побледнела, а глаза полны слез. Она едва держалась на ногах.

Мама посмотрела сначала на отца, а потом на меня.

— Дэви Рэй ранен, — сказала она. — Очень тяжело.

Изумрудное перышко выскользнуло из моей раскрывшейся ладони и плавно опустилось на пол.