Жизнь мальчишки (др. перевод)

— Значит, это был мужчина, — перебил меня отец. — Ты заметил его лицо?

— Нет, сэр. Лицо я не разглядел.

Отец покачал головой. Желваки на его скулах снова напряглись, на виске пульсировала жилка.

— Господи, зачем мы вообще оказались на этой дороге у озера! Сейчас я бы просто проехал мимо и не стал бы никого спасать. Потому что этот человек… этот человек, что утонул в своем автомобиле и сейчас покоится на дне озера, не дает мне покоя ни днем ни ночью.

Отец крепко зажмурился. Когда снова открыл глаза, они были полны слезами и мукой.

— Кори, никто не должен больше видеть этот рассказ, я требую этого. Ты понял меня, Кори?

— Но, сэр… я хотел отдать его на конк…

— Нет! Господи, ни в коем случае! Рука отца сильно стиснула мое плечо.

— Слушай меня внимательно! Все полгода назад началось — все тогда же и закончилось. И этот твой рассказ сейчас… в общем, не нужно опять все вытаскивать наружу и ворошить у всех на виду!

— Но я написал правду! — чуть не плакал я. — Все так и было.

— Может, это правда, — ответил отец, — но это та правда, которую мы видим в ночном кошмаре. В городе никто не пропал, шериф потратил не один день, чтобы в этом убедиться. В полицейские участки округа, да и всего штата, тоже не поступали заявления об исчезновении мужчины с татуировкой, которую я видел у утопленника. Ни одна жена или мать в окрестности не обратилась в полицию с заявлением о пропавшем муже или сыне, ни одна семья. Ты понимаешь, что это означает, Кори?

— Нет, сэр, — признался я.

— Это означает, что человека, утонувшего в озере Сак-сон, никогда не существовало, — объяснил мне отец срывающимся и полным боли голосом. — Никто его не ищет, и никому даже не интересно, что с ним случилось. Когда я видел его в последний раз в машине, быть может, уже забитого до смерти, да и скорее всего уже мертвого, он и на человека-то едва был похож. Он покоится на дне озера, под огромной толщей воды, а не на кладбище, как это принято у добрых христиан. И сегодня я — последний человек на земле, который согласится снова увидеть, как его машина опускается в темную воду Саксона, как он навсегда исчезает в его глубинах. Ты знаешь, что стало со мной после того, как я побывал в этом озере?

Я потряс головой.

Отец снова молча взял со стола мой рассказ, потом аккуратно положил страницы на место, рядом с пишущей машинкой.

— Я знал о том, что в этом мире есть место злу и жестокости, — сказал он, не глядя на меня, потому что его взгляд был устремлен на что-то, что находилось далеко за пределами моей комнаты. — Жестокость — это неразрывная часть нашей жизни, но только не моей жизни, потому что мне всегда удавалось обходить жестокость стороной. Жестокость всегда обитала где-то по соседству, но только не рядом со мной. Может быть, ее место было в другом городе. Помнишь, когда я был пожарником, мы поехали на вызов тушить машину, что разбилась и сгорела на полдороге в лесу между Зефиром и Юнион-Тауном?

— Это была машина Малыша Стиви Коули, — ответил я. — Полуночная Мона.

— Точно. На дороге остались следы. Было очевидно, что в том, что машина Коули разбилась, виноват другой водитель, который заставил Коули съехать с дороги или просто его столкнул. Причем сделал это специально, скорее всего потому, что хотел убить Коули. После того как Полуночная Мона врезалась в дерево, ее бензобак взорвался, наверное, осветив лес на милю вокруг. Это было так жестоко, что я, увидев, во что может превратиться совсем молодой парень, что может остаться от его здорового и сильного тела, я… — Отец содрогнулся, быть может, оттого, что зрелище останков Малыша Коули все еще было очень свежо в его памяти. — У меня до сих пор в голове не укладывается, почему один человек может сделать такое с другим. Наверное, все дело в ненависти, но мне такая ненависть непонятна. Я не знаю, что за люди так поступают, как они становятся такими? Кем должен быть убийца, чтобы отнять у другого человека жизнь с легкостью, с какой прихлопываешь на окне муху? Что за извращенная и изуродованная душа должна быть у такого мерзавца? Глаза отца наконец нашли меня.

— Знаешь, как звал меня дедушка, когда мне было столько же лет, как тебе сейчас?

— Нет, сэр.

— Желторотик. Потому что я не любил ходить с ним на охоту. Потому что я не любил драться. Потому что я не любил многое, что, считается, должен любить мальчик. Отец заставлял меня играть в футбол. Из меня вышел никудышный футболист, но я делал то, о чем он меня просил, потому что хотел ему угодить. Он говорил мне: «Парень, ты ничего не добьешься в этой жизни, если не воспитаешь в себе инстинкт убийцы». Вот что он говорил мне: «Врежь им посильнее, сбей их с ног, покажи им, кто здесь по-настоящему крутой». А дело было в том… что я никогда не был крутым. Я и сейчас никакой не крутой. И все, чего мне всегда хотелось, это тихой и спокойной жизни. Вот и все. Просто спокойной жизни.

Отец подошел к окну и некоторое время стоял ко мне спиной, слушая, как звенят на улице цикады.