— Потому, паренек, — ответил мне мистер Торнберри, с трудом приподнимая голову, — что это мой дом. Мой дом. И я не испугаюсь какой-то проклятой реки.
— Но все ушли из своих домов, — заметил я. Все, находившиеся в здравом уме, хотел сказать я.
— За всех я не отвечаю, они могут драпать, если им так хочется, — отозвался мистер Торнберри, в котором я почуял то же необъяснимое и непробиваемое упрямство мула, которым отличался мой дед Джейберд, Сказав это, старик скривился от нового приступа боли. Он медленно закрыл и снова открыл свои темные слезящиеся глаза и уставился на меня. Его лицо казалось черепом, таким было оно худым.
— В этом доме умерла моя Рабинэль. Прямо здесь. И я тоже не собираюсь отправляться умирать в больницу к белым людям.
— Но ведь вы т собираетесь умирать? — с тревогой спросил я его.
Казалось, старик несколько секунд обдумывал мой вопрос.
— Я хочу умереть в своем собственном доме, — наконец ответил он.
— Вода вес прибывает, — проговорил я. — Если не поторопиться, то можно утонуть.
Старик осклабился. Потом повернул голову и посмотрел на маленькую черную ручку внука, сжимавшую его ладонь.
— Деда водит меня на мультики! — сообщил мне стоявший уже по горлышко в воде Гэвин, прикованный к большой черной руке. — Обычно мы смотрим «Веселые мелодии».
— Багса Банни, — подхватил старик. — Мы любим ходить на старину Багса Банни и его дружка-заику, что похож на свинью. Верно, внучок?
— Верно, сэр, — отчеканил Гэвин и улыбнулся. — И скоро мы пойдем на мультики опять, верно? Верно, деда?
Мистер Торнберри ничего не ответил. Гэвин не собирался отпускать его руку ни за что.
И тогда я понял, что такое настоящая смелость. Это когда ты любишь кого-то больше самого себя.
Вскоре вернулись мама и Нила Кастиль с креслом-каталкой.
— Тебе просто нужно пересесть в него, папочка, — принялась упрашивать старика Нила. — Мы отвезем тебя туда, куда, говорит миз Ребекка, приезжает грузовик и всех забирает.
Мистер Торнберри глубоко и натужно вздохнул, на несколько секунд задержал вдох и только потом выдохнул.
— Проклятие. — прошептал он. — Старый мотор у старого дурня.
На последнем слове его голос чуть дрогнул.
— Сейчас мы вам поможем, — сказала ему мама. Мистер Торнберри кивнул.
— Ладио, — проговорил он. — Пора смываться, верно? Мама с Нилой пересадили мистера Торнберри в кресло-каталку. Одного этого хватило, чтобы и мама, и Нила Кастиль доняли, что хоть мистер Торнберри и казался с виду состоявшим из одних костей, но в нем было немало весу и катить кресло, в котором он сидел, предстояло против сильного и бурного течения, преодолевая напор. Кроме того, я видел и другое серьезное затруднение — на улице, высоко залитой водой, Гэвину наверняка будет с головой. Течение мгновенно унесет его, словно кукурузный початок. Кто поможет ему удержаться на плаву?
— Сначала мы отвезем твоего отца, Нила, а потом вернемся за мальчиками, — приняла решение мама. — Кори, встаньте с Гэвином вот на этот стол, ты будешь держать лампу.
Столешницу уже омывали волны паводка, но пока на ней можно было стоять, не замочив ног. Я послушно забрался на стол и помог залезть Гэвину. Там мы застыли рядом, я с масляной лампой в руках — два мальчугана на деревянном островке посреди взбесившейся реки.
— Вот так, отлично, — сказала мне мама. — Кори, отсюда ни на шаг. Если ты вздумаешь уйти, не дождавшись меня, то я тебе на заду живого места не оставлю, устрою такую порку, что ты запомнишь на всю жизнь. Понятно?
— Да, мэм.
— Гэвин, мы сейчас вернемся, — напутствовала Нила Кастиль своего сына. — Только отвезем дедушку туда, где ему помогут другие люди. Ты понял меня?
— Да, мэм, — отозвался писклявым голосом Гэвин.
— Ребятишки, слушайтесь своих мам, — подал голос мистер Торнберри. В горле у него что-то хрустело и скрежетало от боли. — Не будете слушаться — я отхожу по попам вас обоих.
— Слушаюсь, сэр, — хором ответили мы с Гэвином. Мне показалось, что мистер Торнберри потерял охоту умирать и решил пожить еще немножко.
Навалившись на ручки, мама и Нила Кастиль, каждая со своей стороны, принялись толкать кресло против потока коричневой жижи, втекавшей в комнату через дверь. Мама, кроме того, еще освещала путь фонарем. Кресло пришлось наклонить назад, и голова мистера Торнберри откинулась на спинку так, что на его тощей шее натянулись все жилы. Я слышал, как мама кряхтит от напряжения.
Медленно, но верно кресло-каталка продвигалась по направлению к двери, где уже заходилась водоворотами река. У деревянных ступеней вода дошла мистеру Торнберри до шеи, ему в лицо то и дело летели брызги.
Мама и Нила Кастиль покатили кресло по улице, и на этот раз течение помогало им толкать их груз. Я никогда не думал о маме как о физически сильном человеке. Думаю, вы и сами знаете, что никогда нельзя узнать, на что человек способен, до тех пор, пока он это сам не докажет.
— Кори? — позвал меня Гэвин, как только мы с ним остались вдвоем.
— Что, Гэвин?
— Я не умею плавать.
Он крепко прижался ко мне. Теперь, когда рядом с Гэвином больше не было дедушки и ему не для кого было храбриться, он задрожал.