Жизнь мальчишки. Том 2.

— Мой отец сейчас находится наверху, у себя, он отдыхает, — повторил Вернон с легким нажимом на слове “отдыхает”. — Кто вы такой, мистер Мэкинсон, молочник или инквизитор?

— Молочник, — ответил отец. — Любопытный молочник.

— Не просто любопытный, а очень и очень любопытный, мистер Мэкинсон. Давай, Кори, наподдай ходу! Шестой скорый идет с опозданием!

Я продолжал с упоением крутить ручки и перекидывать рычажки. По мановению моей руки поезда проносились мимо, лавируя между холмами и плавно вписываясь в повороты.

— Знаешь, Кори, мне очень понравился твой рассказ про озеро, — сказал вдруг Вернон. — Озеро мне всегда представлялось зловещим, поэтому я сделал его черным. Ведь в нем хранится тайна, темная и страшная, правда?

— Да, сэ… Вернон, — вовремя исправился я. Я не мог с ходу приучить себя обращаться к старшему по имени, мне приходилось следить за собой.

— Я прочитал в “Журнале” о том, что случилось, — сказал Верной и, наклонившись над миниатюрным Зефиром, принялся поправлять покосившееся деревце на склоне холма, при этом его гигантская тень упала на землю. Придав дереву необходимую вертикальность, он на шаг отступил и критически оценил результат.

— Убийца наверняка знал, что озеро Саксон в наших краях считают бездонным. Что означает, что он сам из местных. Возможно, он живет в одном из этих домов, в нашем Зефире. Что же касается убитого, то раз с марта никто не заявил о его исчезновении и никто не опознал в нем по описанию своего родственника или знакомого, он, стало быть, человек приезжий, нездешний. Таким образом, необходимо установить, какая связь может быть между двумя людьми, один из которых местный убийца, а другой — жертва, приехавшая откуда-то издалека.

— Шериф тоже хотел бы это выяснить.

— Шериф Эмори хороший человек, — ответил Верной. — Но не слишком хороший шериф. Он первый с этим согласится. У него нет инстинкта собаки-ищейки, который необходим каждому настоящему сыщику; он вполне может отпустить птичку, когда она находится в его когтях.

Задумчиво склонив голову к одному плечу, Верной почесал живот под пупком. Потом он подошел к медной пластине с выключателями, привинченной к стене, и погасил в зале свет. Как только над игрушечным Зефиром сгустилась тьма, в нескольких домишках зажегся свет. Локомотивы освещали пути лучами своих прожекторов.

— Итак, было раннее утро, — медленно проговорил Вер-нон. — Если вы собрались кого-то убить, то я советую делать это ранним утром, так, чтобы, когда вы будете топить тело в озере Саксон, на Десятом шоссе никто не появился. Почему убийца дожидался утра, чтобы завершить свой план?

— Хотелось бы мне узнать, — отозвался отец. Я продолжал эксперименты с рычажками и ручками, на которых для удобства зажглась подсветка.

— Объяснение может быть только одно: убийца — человек, к которому поутру никогда не приезжает грузовик из “Зеленых лугов”, — продолжил Верной. — Вот почему он не принял во внимание графи к доставки молочника, верно? Знаете, в чем я почти уверен?

Отец молча ждал ответа.

— Мне кажется, что убийца “сова”. По-моему, он собирался сбросить тело своей жертвы в озеро и после этого вернуться домой и лечь в постель. Таким образом, если вам удастся найти “сову”, которая не пьет молоко, то вы с большой вероятностью сможете считать, что нашли убийцу.

— Не пьет молоко? А эти сведения у вас откуда?

— Стакан молока, выпитый на ночь, способствует крепкому и спокойному сну, — объяснил Верном. — Убийца не любит спать; по той же самой причине днем, во время работы, он пьет только черный кофе.

В ответ отец смог только потрясенно хмыкнуть, что могло означать и согласие, и несогласие.

Двери в темный зал растворились, и мистер Притчард объявил во тьму, что обед подан. Включив в зале свет и прекратив бег железной дороги, Верной позвал меня с собой:

— Пойдем, Кори.

Я отправился вслед за ним в столовую, а отец вместе с мистером Притчардом удалился на кухню. В столовой Такстеров, где по углам стояли старинные рыцарские доспехи, на длинном столе, покрытом белоснежной скатертью, стояли два прибора, один напротив другого. Верной предложил мне самому выбрать место, и я выбрал то, откуда мог лучше видеть рыцарей. Через полминуты в столовой появилась Гвендолин с серебряным подносом в руках — и начался обед, самый странный в моей жизни.