"Да, - ответил я про себя. - В своей молитве я прогнал от него Смерть, вот в чем все дело".
Но я промолчал и не сказал ничего.
- Ну ладно. Тут какая-то тайна, не поддающаяся моему пониманию, проговорил доктор Лизандер. - Из тьмы незнания мы вышли, во тьму незнания мы уйдем.
Последние слова, сложив руки на груди и мерно покачиваясь в кресле, он произнес, похоже, для самого себя.
- И не важно, о ком идет речь, о человеке или животном. Мне не нравился такой разговор и то, к чему клонит доктор Лизандер. Мне страшно было думать о том, что Рибелю становится все хуже и хуже, что его шерсть выпадает, что от него остаются только кожа да кости, что он ничего пьет и не ест и тем не менее - никак не умирает. Я не мог даже думать о пустом и бессмысленном звуке ударов его сердца, так напоминающем стук часов в доме, где никто не живет. Чтобы отделаться от этих мыслей, я сказал:
- Отец рассказывал мне, что вы стреляли в фашистов.
- Что? - переспросил док Лизандер, испуганно оглянувшись на меня.
- Отец сказал, что вы стреляли в фашистов и даже убили одного или двух, повторил я. - В Голландии. Отец сказал, что вам пришлось стрелять в упор и вы видели, каким было лицо этого немца.
Док Лизандер не торопился с ответом, с минуту он помолчал. Мне стало неловко: я вспомнил, что, кроме всего прочего, отец просил никогда не расспрашивать доктора Лизандера ни о чем таком, не заводить с ним разговоры о войне и его прошлом в Европе, потому что доктор Лизандер не одобрял разговоры об убийствах. Что до меня, то все, что я знал о войне, сводилось к похождениям сержантов Рока и Сандерса, Человека-Галанта. Все мои представления о полях сражений были почерпнуты из телевизионных шоу да приправлены картинками из комиксов.
- Да, - наконец ответил доктор Лизандер, - я находился от него всего в паре шагов.
- Господи! - вздохнул я. - Вот уж, наверное, страху вы натерпелись! То есть.., я хотел сказать.., на вашем месте я бы наверняка испугался.
- Да, я тогда тоже испугался, очень сильно испугался. Мне было по-настоящему страшно. Этот немец ворвался ко мне в дом. У него был автомат. А у меня, чтобы защититься, был только пистолет. Немец был очень молод, юноша, почти мальчик. Ему было лет пятнадцать-шестнадцать. Такой светловолосый голубоглазый юнец из тех, что обожают парады. И я застрелил его. Он упал сразу же.
Доктор Лизандер продолжал мерно покачиваться в кресле.
- Никогда раньше я не стрелял из пистолета в живого человека. Перед дверью нашего дома на улице было много фашистов, может быть, десяток; в любой момент они могли ворваться в дом. Что еще мне оставалось делать?
- Значит, вы герой? - спросил я. Доктор Лизандер невесело улыбнулся.
- Нет, никакой я не герой. Просто я сумел выжить, вот и все.
Я смотрел на то, как его руки стискивают и отпускают ручки кресла. Его пальцы были короткими и тупыми и напоминали мощный хирургический инструмент.
- Все мы до смерти боялись фашистов, все были очень напуганы. Блицкрыг. Коричневые рубашки. Ваффен ЭсЭс-Люфтваффе - в этих словах был подлинный ужас, от этих звуков леденело сердце. Через несколько лет после войны я встретил немца. Во время войны он был нацистом, настоящим нацистом. Настоящим чудовищем.
Подняв голову к небу, доктор Лизандер посмотрел на стаю птиц, пересекавших небосвод с запада на восток.
- Я долго присматривался с нему, изучал и в конце концов понял, что это просто человек - не более того. Обычный человек. Те же самые зубы, что и у меня, от него еще пахло потом, и у него была перхоть. Никакой не супермен, обычный слабый человек. Я рассказал ему, что был в Голландии а 1940-м и видел, как немцы захватили страну. Этот бывший нацист ответил мне, что никогда не бывал в Голландии, а после он.., попросил у меня прощения.
- И вы простили его?
- Простил. Хотя многие мои друзья были раздавлены фашистским сапогом, не прошло и двух лет после войны, как я простил одного из этих исчадий ада. Потому что он был простой солдат и исполнял приказы. В характере немцев есть понятие железной необходимости, Кори. Они беспрекословно исполняют, полученный приказ, даже если им приказывают идти прямо в огонь. О да, конечно, я мог дать этому человеку пощечину и был бы прав. Я мог плюнуть ему в лицо и обругать его. Я мог задаться целью и натравить на него полицейских и травить его до тех пор, пока тюрьмы не загнали бы его в могилу. Но я не зверь. Что было, то прошло, и нечего зря ворошить прошлое. Ты согласен со мной?
- Да, сэр.
- А теперь пойдем и посмотрим, как там Рибель, а то мы совсем о нем забыли.
Доктор хрустнул коленями, поднимаясь из кресла, повернулся и пошел к сараю. Я отправился следом.
Прошло еще немного времени. Наступил день, когда мы с доктором Лизандером решили, что Рибеля можно забирать из лечебницы, потому что держать его там больше не было смысла. Рибель возвращался. За ним должен был приехать отец, чтобы отвезти нас с ним в пикапе.