Жизнь мальчишки. Том 2

— Да, мэм. О четырех девочках. Именно о четырех. И все они негритянки. Они одеты очень красиво и чисто, как будто это воскресенье и они собрались в церковь.

— Нет, — ответила Леди. — Кажется, ничего такого я никогда не видела. Ни разу.

— А вот мне они снятся. Не то чтобы каждую ночь, но уже несколько раз. Что бы это значило, вы не можете сказать?

— Это тоже лоскутки одеяла, — сказала Леди. — Скорее всего суть кроется в том, что ты хорошо знаешь или знал, но теперь забыл или не можешь точно вспомнить.

— Простите?

— Возможно, причина не в духах умерших, — объяснила Леди. — Возможно, дело в тебе самом, в чем-то, о чем ты постоянно думаешь. Подсознательно — есть такое умное слово.

— А-а, — проговорил я.

Вот почему Леди видит сны моего отца, а не мои сны; мои сны связаны не с духами прошлого, а с тенями будущего.

— Скоро у нас в Братоне откроется музей местной истории — приходите на открытие, — сказала Леди маме. — Мы собрали по подписке деньги на восстановление Центра досуга и отдыха. Строительство закончится через пару месяцев. Там и будет наш музей, в нескольких залах Центра.

— Я слышала об этом, — ответила мама. — Желаю вам всяческих успехов.

— Спасибо. Я особо сообщу вам о дне открытия. А вам, мистер Мэкинсон, советую хорошенько подумать о том, что я сказала.

Леди протянула отцу свою руку в фиолетовой перчатке, и тот осторожно ее пожал. Может быть, он и боялся Леди, но в первую очередь он был джентльменом.

— И заходите, если почувствуете необходимость, вы ведь знаете, где я живу?

Леди вернулась к своему мужу и мистеру Дамаронду, и они втроем вышли в душный вечер. Мы вышли следом за ними, и я увидел, как уехали Леди и ее спутники — и не на роскошном “понтиаке”, а на простом, довольно-таки уже подержанном “шевроле”. Несколько человек, присутствовавших на церемонии, все еще стояли на тротуаре и разговаривали. Все они воспользовались возможностью, чтобы сказать мне, как им понравился мой рассказ и как отлично я его прочитал.

— Продолжай, парень, в том же духе, у тебя отлично получается! — весело бросил мне мистер Доллар. Через минуту я услышал, как он говорит кому-то:

— Я стригу этого парня и его отца. Да, сэр, я стриг этого парня столько лет и понятия не имел, что из него выйдет такой талант!

Мы отправились домой. Свою грамоту я держал на коленях, стискивая ее обеими руками.

— Мама, — спросил я, — что за музей должен открыться в Братоне? Там будут показывать кости динозавров и все такое, как обычно?

— Нет, — ответил мой отец. — Это будет музей гражданских прав. И главное место в нем, если я правильно понял, займут старинные бумаги и разные фотографии.

— А также всякие предметы времен рабовладения, — вставила мама. — Кандалы и цепи, как я понимаю. Элизабет Сирс рассказывала, что Леди специально для этого продала свой “понтиак” и вложила огромную сумму в восстановление Центра досуга и строительство и организацию музея.

— Уверен, что парни, которые жгли во дворе Леди крест, без передыху насвистывают “Дикси”, — подал голос отец. — Клан еще обязательно скажет тут свое слово, я уверен.

— Я думаю, музей в Братоне нужен, это хорошее дело, люди должны знать свою историю, — сказала мама. — Для того чтобы четко представлять, что ждет тебя впереди, нужно знать, откуда ты пришел.

— Да, я могу себе представить, какое будущее готовит Клан обитателям Братона, — заметил отец, притормаживая перед поворотом на Хиллтоп-стрит.

Сквозь ветви деревьев я увидел огни в окнах Такстеров.

— А у нее сильные руки, — сказал отец, преимущественно обращаясь к самому себе. — У этой Леди. Мы знали, о чем он говорит.

— Сильная рука. И крепкая хватка. Мне показалось, что она смотрит прямо в душу, заглядывает в самую глубь и я ничего не могу от нее скрыть…

Внезапно отец замолчал; видимо, он осознал, что говорит вслух, выдавая себя.

— Я могу сходить вместе с тобой, — предложила мама. — Если ты вдруг соберешься поговорить с Леди, только скажи. Я буду рядом с тобой все время. Она просто хочет тебе помочь. Думаю, тебе стоит согласиться.

Отец молчал. Мы уже почти добрались до дома.

— Хорошо, я подумаю, — сказал он; в переводе это означало, что он больше ни слова не желает слышать о Леди.

Отец знал, где живет Леди, и, возможно, собирался попросить негритянку о помощи в изгнании духа, взывавшего к нему со дня озера Саксон, но был пока не готов к этому. Будет ли он когда-нибудь готов, согласится ли пойти к Леди, я не знал. Первый шаг должен был сделать он сам: никто не мог ни просить, ни принуждать его. Меня же с недавних пор заботило другое: изводящий сон о четырех девушках-негритянках, втрескавшаяся в меня Демон и предстоящая борьба с Луженой Глоткой. И потом: я собирался писать, но в голову ничего не шло.

И, конечно, зеленое перо. Везде и всюду: зеленое перышко с опушки леса, лежавшее в одном из моих волшебных ящичков, к которому меня невыносимо тянуло.