— Отстаньте! Василий Федорович вовсе не пьян! Это те нажрались и не соображают… — Посмотрела генерал-лейтенанту в лицо и предложила: — А ну их всех! Не против прогуляться?
Пьяный генерал расцвел, забыв о разбитом лице, фингалах и полковниках:
— С удовольствием! С красивой девушкой и не прогуляться? Грех!
Она остановила его метров через триста, подойдя к мосточку в три бревнышка через ручей. Посмотрела на мужчину:
— У вас все лицо в крови. Давайте я вас умою…
Зачерпнув воду в ладони, принесла и осторожно плеснула в лицо генерала. Платочком стерла воду вместе с кровью и посмотрела в глаза. Он заулыбался, тут же схватив ее в объятия. Соня и не думала сопротивляться, только шепнула:
— Посты вокруг и мы, как на ладони, товарищ генерал-лейтенант…
Елистратов разжал пальцы и проворчал:
— Вот заладила! Генерал, генерал… Назови, хоть разок, по имени. Меня давным-давно никто просто «Васей» не называл. Жена все «ты», «ты», дети — «папа», подчиненные — по имени-отчеству да по званию… Надоело!
Соня тихо шепнула, беря его за руку и переводя через мосток:
— Вась, давай погуляем? Я понимаю, что ты устал, но мне охота пройтись…
Он согласился, легонько пожав ее пальцы. Шли рядом к границе лагеря. Потом вышли за пределы. Часовой не посмел остановить генерала с девушкой, лишь посмотрел вслед. Они шли по лесной дороге рядышком и болтали обо всем. Девчонка рассказала, как попала в армию. Ушли от постов на добрый километр. Незаметно Соня подвела разговор к драке и тихо сказала, чуть потупившись:
— Вась, эти твои полковники с первого дня проходу не дают многим из нас. Знаешь, они что-то постоянно пишут в блокноты. Смотрят на тебя и ухмыляются оба. Улыбки не хорошие! А ты мне давно нравишься. Не из-за того, что генерал, нет! У тебя в глазах что-то детское есть. Изумление что ли? У меня братишка на десять лет младше, так у него такое же выражение часто мелькает…
Елистратов чуть не задохнулся. В мозгах пошло окончательное завихрение. Обхватил девчонку за плечи:
— Сонечка, они завтра оба выкатятся отсюда, обещаю, а блокнотики ихние я изорву в клочья! Давно догадывался, что кто-то копает под меня, да поймать не мог. Теперь все ясно. Это им боком выйдет! Обоих под трибунал!
Она тихо попросила, прижимаясь к нему:
— Не надо. У тебя скандал с женой будет. Они скажут из-за чего подрались, а я третьей лишней не стану…
Елистратов вздохнул и поцеловал ее в макушку:
— У меня дочь старше тебя лет на десять, а я вот с тобой в обнимку иду…
Девчонка прижалась к нему еще крепче. Обняла за пояс и тихонько рассмеялась:
— Ну и что! Разве дело в возрасте? Я его не чувствую и мне хорошо сейчас. — Потерлась о его плечо и тихо спросила: — Я тебе нравлюсь?
Генерал рассмеялся:
— Да! Увидел, как ты танцуешь и чуть с ума не сошел. Я сегодня, как мальчишка, подрался! Лет двадцать в потасовках не участвовал… Сильно они меня разделали?
Соня подняла глаза и мягко провела ладонью по его лицу:
— Фингалы и губа опухла… — Потянулась и нежно коснулась припухшей губы своими: — Я завтра тональным кремом синяки замажу и ничего не будет. Слово даю!
Елистратов настороженно спросил:
— Соня, тебе что-то надо от меня, да? Ты так ластишься!
Она потянула его за руку к лежавшему на земле бревну. Присела и заставила его сесть рядом. Посмотрела в наполовину заплывшие глаза:
— Да не надо мне ничего! Думаешь, раз ты генерал, так на тебя можно внимание обратить только из-за этого? Помнишь, ты в учебку приезжал в Переславль? Я тебя тогда увидела. А сейчас поразило, как ты меня отвоевывать кинулся. Против двоих! Не приходило в голову, что кое-кому нужны не погоны, а ты сам?
Василий Федорович набрал в рот побольше воздуха и выдохнул растерянно:
— Ну… Не знаю даже, что сказать…
Соня попросила:
— Не уходи от меня сегодня! Слово даю, шантажировать не буду. Пробудь эту ночь со мной. Наверное мы в прошлой жизни с тобой рядом шли, а в этой ты поспешил появиться на свет…
Генерал не просто онемел, он задохнулся:
— Ты что, девочка, влюбилась в меня?!
Девчонка обвила его шею и заплакала, уткнувшись в плечо:
— Наверно так… Иначе отчего бы мне было так горько и больно. Ты не бойся, я в части останусь, а ты вернешься к жене и никогда обо мне не услышишь…
Елистратов попытался отстраниться и пробормотал:
— Я же старый…
Соня подняла голову от его груди:
— Это не так. Ты сейчас так же молод, как и я. Считай, что половина моей жизни в тебе. Василёчек ты мой, лазоревый…
Ее губы прижались к его губам и генерал, к собственному удивлению, вдруг почувствовал себя снова молодым и сильным. Руки жарко прижали девичье тело. Он чуял исходившую от нее страсть. На мгновение оторвался от губ:
— Сонечка, я же старый для тебя!