Читаем Жизнь Мухаммеда полностью

– О, Господи! – молился Мухаммед. – Даруй мне любовь к Тебе; даруй мне любовь к тем, кого Ты любишь; сделай так, чтобы я мог исполнить дела, заслуживающие Твоей любви; сделай так, чтобы любовь была мне дороже меня самого, дороже семьи моей и богатства!

– О, Господи! Молю Тебя о твердости в вере и о готовности идти прямым путем, о помощи Твоей приобрести милость в глазах Твоих и подобающим образом чтить Тебя; молю Тебя еще, чтобы Ты дал мне сердце невинное, отвращающееся от порока, и правдивый язык; и молю Тебя еще, чтобы Ты дал мне то, что Ты признаешь добродетелью, оградив от того, что Ты признаешь пороком, и чтобы Ты простил мне те прегрешения, которые Ты знаешь.

Просьба, соединенная с верой в доброту, всемогущество и милосердие того, к кому она обращена, дает чувство уверенности. Поэтому слова молитвы, с которыми Мухаммед обращался к Богу, по своему воздействию на его собственную психику были формулами самовнушения: «Буду любить Бога! Буду совершать поступки, заслуживающие его любви! Сделаю свое сердце невинным, а язык правдивым! Буду избегать порока! Буду тверд в вере и приобрету милость в глазах Бога!»

Мухаммед считал важным, чтобы молитве предшествовало отчетливое намерение предстать лицом к лицу с Богом; чтобы тем же сознательным намерением было не просто умыться, а умыться положенным образом, и ни на минуту не забывая при этом о цели омовения, о предстоящей встрече с Богом «возвышением духа».

Для молитвы он выбирал место, достаточно уединенное, где ничто не мешает полностью сконцентрировать мысли на предмете молитвы, ничто не отвлекает.

У себя дома он чаще всего молился в пустой комнате, но и присутствие Хадиджи ему не мешало. Не было никакого алтаря, никакой иконы и никакого идола – Бог, которому он поклонялся, был невидим и не терпел проявлений идолопоклонства. Бог был вездесущ – поэтому не имело никакого значения, в какую сторону обращать лицо во время молитвы. Но когда он молился вблизи Каабы, то всегда стоял лицом к ней – это было обусловлено, по-видимому, всем: и усвоенной с детства привычкой, и благоговением перед святыней, «жилищем Бога», и соображениями удобства – легче сконцентрировать внимание, если стоишь лицом к стене, чем повернувшись лицом к окружающей Каабу площади со снующими по ней людьми. Идеи же, что во время молитвы нужно повернуться лицом в определенную сторону – в сторону ли Каабы, к востоку ли, – у Мухаммеда не было.

Еще перед началом молитвы Мухаммед выбирал в трех-четырех шагах от себя какой-нибудь предмет на земле. Камень или простую неровность, и затем в продолжение всей молитвы не сводил с этого места глаз – это был чисто практический, лишенный какого-либо религиозного обоснования прием, помогающий концентрировать внимание на предмете молитвы и не отвлекаться, прием, широко используемый, как известно, и в настоящее время в практике внушения и самовнушения.

Мухаммед считал, что молиться надо не шепотом и тем более не про себя, а достаточно громким голосом. Этот прием также не обусловлен его религиозными представлениями: для всевидящего Бога душа человека – открытая книга, он читает в людских сердцах, и нелепо думать, что громкая молитва имеет больше шансов быть им услышанной, чем молитва, произнесенная мысленно. Дело опять-таки в самовнушении: громкая молитва позволяет не только контролировать, но и дает возможность усилить действенность внушения за счет «искренней» интонации голоса, за счет правильно выбранной громкости голоса и его тембра, за счет сравнительно узкого диапазона звуковых частот.

Действенность внушения возрастает, если внушаемые словесные формулы имеют четкий однообразный ритм, и еще лучше, когда они рифмованы. Поэтому молитвы Мухаммеда, как и вообще большинство молитв, которыми пользуются последователи любой религии, – поэтические произведения, стихи или рифмованная проза, и об эстетической силе их воздействия не следует забывать. Для того чтобы создать хорошую молитву, нужен немалый талант, и не случайно, что во всех религиях распространены молитвы, авторы которых известны и почитаемы верующими. Мухаммед, выработавший для себя систему эффективных молитв, несомненно, проявил незаурядные литературные способности, определенную поэтическую одаренность, которой он обладал и наличие которой он впоследствии неоднократно и самым решительным образом отрицал.

Излюбленным местом молитв и размышлений Мухаммеда являлась расположенная в нескольких часах ходьбы от Мекки гора Хира – собственно, даже не гора, а пустынный каменистый холм, почти ничем не выделяющийся среди других холмов, окружавших город.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное