Жизнь на излом. Ранение навылет (СИ)

– Мам, я в дороге был, связь не везде ловит. А если бы я сказал, что еду ночью по мокрой дороге, ты бы еще больше волновалась. Что у нас сегодня, каша?

– Каша на завтрак, а скоро уже и овощное рагу будет готово.

– Мам, ты садись, кушай, – усадил ее Глеб на стул и повернулся к Кире. Тут же обеспокоенность за мать сменилась счастливой улыбкой и он, перегнувшись через стол, чмокнул любимую в носик.

– Давай, я поухаживаю за тобой? – улыбнулась в ответ Кира. – Садись за стол, я сейчас все подам.

Глеб рухнул на стул и привалился к стеночке. Ему не хватило времени выспаться, но как только Кира ушла, он долго ворочался и вскоре понял, что больше не сможет без нее уснуть.

Кира же, соскочив со своего места, принялась ухаживать за любимым. Для нее это было непривычно, и легкий румянец залил щеки. Но как же приятно было ухаживать за своим мужчиной. Кира положила в тарелку кашу, насыпала орехов и ягод – она уже знала, что он так любит, и поставила тарелочку на стол. Не успела и на шаг отойти, как Глеб поймал ее руку и нежно поцеловал в ладошку.

– Спасибо, Киреныш. Это невероятно приятно.

Кира снова смутилась, понимая, что за ними наблюдает Вера Николаевна. Но когда она взглянула на женщину, то увидела в ее глазах довольные огоньки, и на душе сразу стало легче. Мать Глеба очень любила сына и против невестки ничего не имела против.

Только когда завтрак был съеден, и они приступили к чаю, Вера Николаевна спросила:

– Глеб, завтра поминки. Ты сказал, что все организует этот депутат.

– Да, он мне звонил. В одиннадцать в кафе, там же где и в первый раз собирались. Будут все его сотрудники, друзья, знакомые. Всем сообщили. За нами приедет машина.

– А сам где был, не расскажешь?

От этого вопроса Глеб напрягся и стало заметно, как пальцы, сжимающие бокал, побелели. Но голос даже не дрогнул, когда мать наконец-то услышала ответ:

– Немного, но муторно решал вопрос с полицией. Работодатель отца помог, иначе так быстро не похоронили бы. Потом с начальником охраны мы просматривали копии записей с камер у того торгового центра, где убили отца. А потом мне передали ключ от его кабинета.

– У него был кабинет? Я думала все бумаги здесь, дома…

– Да, был маленький закуток в конторе. Мне отдали ключи, я забрал оттуда его ноутбук и кое-какие бумаги, пока не добралась полиция. Лишнее уничтожил. Ты же понимаешь, мама, что они найдут к чему придраться.

– Господи, неужели он занимался чем-то незаконным?

– Нет, конечно, нет, – слишком поспешно ответил Глеб, делая успокоить мать. – Все нормально. Но я перестраховался.

– Я не верю, что они кого-то найдут, – обреченно произнесла мать. – Такая незаслуженная смерть.

– Мам, не надо. Не думай об этом, прошу, – Глеб накрыл руку матери своей ладонью. – Этими думами и переживаниями ты его не вернешь. Надо смириться.

– Да, сын, – вздохнула женщина, с лица которой так быстро сошла улыбка, и набежала тень. – Я, пожалуй, пойду прилягу. Вы на меня не обращайте внимания, мне пока еще очень тяжело все это принять.

– Спасибо за вкусный завтрак, – тихо проговорила Кира, но в ответ Вера Николаевна ничего не сказала и безмолвно ушла в свою комнату.

19

Кира в молчании опустила голову. Она не знала, чем еще могла помочь бедной женщине в ее таком страшном, ревущим душу на части горе. И отчего чувствовала стыд за свою беспомощность.

– Кир, может ты к нам переедешь? Мне пока нужно будет уехать из города, не знаю насколько. За мать переживаю. А вы вроде сошлись характерами.

– Нет, Глеб, – чуть резче, чем хотелось, ответила Кира. – У меня практика начинается через два дня. Ну сегодня я еще могу с вами побыть, но не все время. Мне же добираться очень далеко. Как я буду ездить? И потом, куда ты снова уезжаешь? Почему молчишь, ничего не рассказываешь! Ладно, матери не хочешь, но мне то ты можешь сказать правду?

– Могу, Кира. Могу. Только всей правды я и сам не знаю. Вот и езжу, капаю как ищейка, эту правду ищу, гнусную и неприглядную. И сознаться и в глаза этой правде посмотреть страшно. Не верю я во все это, не верю. Какой бы ни был отец строгий, я люблю его, понимаешь? А там бумаги, и люди звонят… Нет, не могу, прости. Пока сам со всем не разберусь, ни слова не скажу. Ты если считаешь, что я неправ и мало времени тебе уделяю, прости. Захочешь расстаться, я пойму.

– Да ты что, Глеб! Что ты, любимый!

Кира взглянула на перекошенное от боли и горя лицо парня и отругала себя. Ну что она тут взялась отношения выяснять? Разве время сейчас для всего этого? – Я поживу, поживу, конечно. Что-нибудь придумаю, раньше вставать буду…

Глеб от ее ласкового голоса, сквозь который всё-таки пробивались слезливые нотки обиды, словно очнулся. Тряхнул головой и, чуть потянувшись, сгреб девушку в охапку. Усадил на колени, прижал крепко, вдохнул аромат ее волос, и вроде бы стало легче.

– Прости, Киреныш. Сорвался. Прости. Если не хочешь, я не принуждаю. Я бы мог Юрку попросить, он ведь в твой район каждое утро теперь ездит, у него там работа. Он не таксист, денег не спросит. Ты бы меня очень выручила, если бы пожила с матерью до моего приезда.