— Выгода? Выгода громадная, сэр. Первое: в бюджет школы капает денежка. Второе: в ваш кошель капает денежка, третьей выгодой будет налаживание взаимовыгодных отношений с Родами, чьи дети учатся в школе. Пустующих кладовок ещё достаточно, на всех хватит, и наш опыт можно распространить на других, как вы на это смотрите? При должной сноровке наш договор станет первой ласточкой и к вящему удовольствию, не последней. Вы, мистер Филч, не прилагая особых усилий, делаете приличный гешефт и зарабатываете авторитет у учеников с родителями. К тому же, это может стать хорошим инструментом и стимулом для давления…, кхм-кхм, люди быстро привыкают к хорошему, а тут проштрафился и схлопотал отлучение от кормушки. Отработки, как вы заметили, для некоторых, что мёртвому припарка. Бумага всё стерпит, на то она и бумага. В договора заранее включаются соответствующие пункты и всего делов, — я дьявольски улыбнулся. — Вот и получается, что без зелий и волшебства все вокруг будут довольны. Отдельно, помимо прочих обязательств, мы можем договориться о поставках продуктов персонально для вас, сэр, либо оформить это иным соглашением. Согласитесь, что качество того, что таскали ученики на собственных горбах двадцать минут назад, нельзя назвать высшим, даже с натяжкой, да и тыквой нас кормят и поят не просто так, а многие любят чай или кофе. Должен же я вас как-то заинтересовать, — бесхитростно сказал я, улыбнувшись уже открытой улыбкой, ярко контрастирующей с прошлой усмешкой прожженного торгаша.
— Мягко стелете, мистер Эванс, — крякнул завхоз. — А как вдруг директор против будет?
— Вы же не собираетесь выходить за рамки должностных обязанностей, сэр? Если нет, то, что вам может сказать директор? Устав не запрещает, а директору вы можете и не говорить. Меньше знает, крепче спит. Денег школы вы не тратите, наказать вас не за что, со всех сторон вы правы. МакГонагалл так точно слова против не скажет.
— Эк как чешет, а! Заслушаешься. Ты точно гриффиндорец и первокурсник?
— Точнее некуда, сэр.
— Хм-м, — Филч ухмыльнулся. — Знавал я таких…, гриффиндорцев…, век бы их не знать… Чай заварился, присаживайтесь к столу, мистер Эванс.
Через минуту мы уже прихлёбывали ароматный чай с мятой, а миссис Норрис вылизывала сливки из специальной мисочки у кошачьей лежанки. Разговор на время прервался по естественным причинам и появилась свободная минута осмотреться. Что сказать, обычная гостиная: диван, пара кресел, камин, гобелены на стенах, фотографии на каминной полке. Ничего… Стоп! Мой взгляд непроизвольно вернулся к камину и фотографиям. В доброй половине рамок были вставлены обычные маггловские, чёрно-белые фотки с которых на меня взирал офицер Британских ВМС подозрительно напоминавший молодого Аргуса Филча. На меньшей части теперь уже магических фотографий молодой человек позировал с друзьями, а на паре-тройке он был запечатлён в аврорской мантии. Филч перехватил мой взгляд:
— Вы правы, мистер Эванс.
— Что?
— Это мои фото.
— Мистер Филч, на двух фотографиях вы изображены…
— Да-да, изображён, — настроение старика стремительно покатилось вниз. — Я не всегда был сквибом, мистер Эванс.
— Судя по наградам, вы воевали.
— Мои предки, несмотря на то, что были магами, всегда служили во флоте Его Величества. Семейная традиция. После окончания аврората все шли служить.
Испросив разрешения, я подошёл к погашенному камину.
— А это где, мистер Филч?
— В Нормандии, сорок четвёртый год.
— Высадка союзников?
— Она самая. Пришлось пострелять. Немцы подтянули магов из Аненербе, знаешь, что это такое?
— Знаю, «Наследие предков».
— Если бы только наследие. Личная гвардия Гриндевальда, настоящие волки. Сколько хороших ребят положили эти «наследнички», мы чуть кровью не умылись, все пляжи трупами усеяли.
— А эта?
— Арденны.
— Далековато от моря, мистер Филч.
— Да, не близко, — отставив недопитый чай в сторону, Филч подошёл к камину и встал рядом. Постояв неподвижно несколько секунд, он перевернул рамку изображением вниз, взгляд завхоза, погружённого в себя, подёрнулся пеленой воспоминаний. С уголка правого глаза по небритой щеке протянулась мокрая дорожка слёз.
— Мистер Филч? — попытался растормошить старика я.
Завхоз тряхнул седой головой и заговорил… По всей видимости, он молчал десятки лет, держа своё горе в себе, а тут его неожиданно задели за живое и потребность выговориться выплеснулась наружу.