Читаем Жизнь на Самоа полностью

Лучшее время дня провела за посадками кофе. Деревца выглядят хорошо, хотя некоторые саженцы Пауля погибли. Сими, который отправился с Джо в Апию подковывать лошадей, на обратном пути чуть не падал от слабости. Он продолжает выплевывать кровь. Его состояние меня сильно беспокоит. Он мне симпатичен, да и лучшего работника у нас еще не было. На кофейной плантации мне помогали Лафаэле и двое щуплых савайцев. За работой Лафаэле пересказал мне военные слухи, бродящие среди туземцев. Когда наш фиджиец подошел ко мне с каким-то делом, я увидела, что он начернил себе нос и провел черные полосы под глазами. По словам Лафаэле, теперь действительно начнется война, и, как он уверяет, первое сражение должно быть совсем близко от нас. «Вот, мадам, пожалуйста. Пусть мадам осторожно. Самоанский человек дерись тожесамо, как черт. Вот, пожалуйста, осторожно». В результате долгих расспросов я смогла понять из слов Лафаэле, что сторонники Малиетоа считают нас друзьями Матаафы и поэтому будут нам мстить. При первом удобном случае люди Малиетоа придут сюда и потребуют выдачи всех приверженцев Матаафы, чтобы расстрелять их. Лафаэле просил, когда начнется бой, отослать Талоло через лес в католическую миссию, потому что он первый, за кем будут охотиться. Думаю, что он прав. Если поблизости возникнут какие-то волнения, Талоло, вся родня которого за Матаафу, окажется или может оказаться в опасности.

Пока мы беседовали, где-то у горизонта вяло прокатился гром, напоминающий шум битвы. Следующий, более громкий раскат насторожил Лафаэле, который взглянул на небо с тревожным интересом. Не было видно ни облачка, никаких вспышек молнии я тоже не смогла заметить.

– Странно, – сказала я.

– Нет, мадам, – отозвался Лафаэле, – это правильно. Гром нет. Теперь приходи война. Гром нет. Черти подерись на небо. Теперь война приходи быстро.

Один из наших работников был очевидцем военных знамений. В деревне Фангалуа несколько человек заседали на совете в жилище женщины-вождя, как вдруг из-за дома выскочил угорь. Кто-то хотел поймать его, но другие закричали: «Не трогай! Он без головы!» Все в ужасе отшатнулись и наблюдали за тем, как угорь вернулся в воду, и, гляди-ка, голова была на месте, как положено.

Бэлла сегодня ездила купаться по приглашению Мэри Хэмилтон. Там было много молодых местных женщин, и все удивлялись и радовались тому, что Бэлла плавает не хуже них самих. Лаулии спросила, не полукровка ли она, иначе почему она такая смуглая? Они наказали ей передать, как они все мне благодарны. До нашего приезда самоанки, вышедшие замуж за белых, одевались по-европейски, если хотели быть принятыми в приличном обществе. К их удивлению и радости, я и все остальные женщины в нашем доме стали ходить в самоанской одежде. Но вершиной было, по-видимому, мое появление в обществе на рождество в очень красивом черном шелковом холаку с вышивкой на рукавах и кокетке. После этого мужья сняли табу, и теперь многие здешние леди завели нарядные шелковые платья, сшитые в изящной местной манере. Корсеты должны быть пыткой для бедняжек, и большинство самоанок из-за этого варварского европейского обычая становятся лишь нескладными и неуклюжими.

Мэри Хэмилтон рассказывает, что однажды она вышла в Сиднее на улицу в туземном платье и за ней увязалась целая толпа мальчишек с криками: «Эй, глядите, тетенька в ночной рубашке». Но холаку всего-навсего старомодный сак, который весьма кстати был распространен в Англии в те времена, когда в Южные моря прибыли первые миссионеры. В нем просторно и прохладно, он придает изящество и поэтому так пришелся по душе островитянкам, что стал традиционной одеждой во всей южной части Тихого океана. Я очень рада, что невзначай совершила доброе дело note 124.

Бэлла получила записку от Кьюсэк-Смитов с просьбой одолжить им какую-нибудь пьесу для любительского спектакля, причем, объясняя, почему не предлагают ей участвовать, они не пожалели труда и перечислили все причины, по которым Бэлла могла бы отказаться. Мне кажется, тактичнее было бы дать ей возможность сделать это самой. Из их поведения теперь и во время прошлого спектакля ясно, что они не хотят ее участия, и это странно, поскольку она играет много лучше остальных и спектакль имел бы верный успех. Может быть, миссис Кьюсэк-Смит боится, что Бэлла захочет лучшую роль, которую она всегда берет себе?

Фэнни. 12 note 125
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии