Читаем Жизнь на старой римской дороге полностью

Черепицу Андреас изготовлял простейшим способом. Он запрессовывал сырую глину между двумя формами, выпуклой и вогнутой. Потом сушил ее и обжигал в гончарной печи.

Старый город опустел. Да и что было людям делать на крутой горе? Тем более зимой, которая в этих краях особенно сурова. Тяжелыми свинцовыми тучами нависало небо над городом, стужу сменяла пурга, и люди на долгие месяцы оказывались отрезанными от всего мира. Да и весной на горе было не сладко, когда гремел гром и молнии рассекали каменные стены домов, словно клинком.

5

Новый город рос, процветало и дело Андреаса.

Он открыл первую на весь край гончарную мастерскую. Это было узкое, длинное помещение с низким потолком и маленькими окошечками, напоминавшее трюм корабля.

Жители долины не были замкнутыми людьми. Они стали оживленно торговать с соседями, к ним потянулись люди из других городов и сел.

В былые времена весь урожай полей подымали на гору и выставляли для продажи в старой крепости. Теперь же щедрые дары земли украшали просторную базарную площадь нового города. А крепость, словно гнездо умершего коршуна, опустела и обветшала, тогда как город у ее подножья цвел и богател.

По берегам древней реки, купаясь в лучах благодатного южного солнца, тянулись к городу караваны верблюдов. Они привозили в город весь цвет и сладость юга и, получив в обмен богатства долины, отправлялись обратно. Веселый перезвон бубенцов умолкал лишь поздней осенью, с тем чтобы весной снова зазвучать.

Андреас видел, какие плоды дает начатое им дело, как разрастается и ширится город.

Вслед за кирпичом и черепицей он взялся за изготовление труб для водопровода, который подвел к городу от подножия горы. Стал он делать и посуду: кувшины, кринки, тазы, огромные чаны для хранения воды и вина.

Неграмотный, никогда и нигде не обучавшийся лепке, гончар придавал своим сосудам простую форму, которую подсказывало ему собственное воображение.

Для этой цели он установил в мастерской гончарные станки, и двое из четырех его сыновей — Иеремия и Григор — уже работали на них.

Андреас обучал сыновей тайнам гончарного ремесла.

— Иеремия, сын мой! — говорил он часто. — Глина, особенно эта глина, лучший материал на свете. Ей можно придать любую форму.

И, с благоговением внимая словам своего отца и учителя, Иеремия, Григор, а позже и их младшие братья, старательно трудились в гончарной.

Здесь всегда было прохладно. Гончарные круги вращались, а на них, подобно нашей матери-земле, вращалась сырая, душистая глина, постепенно приобретая нужные очертания. Взглянув на грубую, бесформенную массу, никто не мог догадаться, какой вид примет она в результате обработки. Но вот ноги гончара приводили круг в движение, и масса превращалась в шар. Потом шар раздувался, как чрево беременной женщины, от него отходила длинная, словно у лебедя, шея, а когда конец шеи обрезали острой палочкой, с гончарного круга сходил сосуд с длинным, узким горлышком.

Вино из таких сосудов лилось особенно весело, журча, как весенний ручеек. Изготовлял Андреас и красные глиняные чаши, из которых жители долины с особым удовольствием пили вино, пахту и воду. Делал он и легкие красные кувшины для воды. Их вешали в тени деревьев, и вода в них сохранялась такой холодной, что, когда прикладывались губами к их горлышкам, зубы во рту начинали ныть.

Ночью кувшины с водой выставляли за окно, чтобы их остудил северный ветер, и тот, кто накануне изрядно выпил вина, всегда мог промочить пересохшее горло, стоило лишь распахнуть окно и припасть к кувшину.

Новый город обрастал десятками новых сел. Дома в них были тоже из красного кирпича и также покрыты черепицей. Тонкие стебли тыквы ползли вверх по стенам, а желтые плоды четко выделялись на красном фоне.

Осенью полевые работы заканчивались. В чанах бродило молодое вино, а с деревьев падали увядшие листья. Кружась на ветру, они мягко опускались на землю, освещенную лучами угасающего солнца, и окрашивали ее в желтый и красный цвета. Птицы улетали на юг, оставляя долину на попечение маленького героя зимней стужи — воробья.

Зимой женщины очищали хлопок, жевали свою жвачку или, собравшись вместе, болтали и хихикали, рассказывая друг другу потихоньку разные любовные истории. А мужчины тянули густое, темное, как чернила, вино, бездельничали.

В гончарной мастерской в эту пору царили безмолвие и стужа, а глина становилась серебристой от изморози. Всю зиму сюда никто не заглядывал. Одиноко мерзли станки, печально и хмуро смотрели с полок глиняные кувшины, в которых еще не играло вино.

Старый Андреас сидел дома, окруженный сыновьями, дочерьми, невестками и внуками, читал им вслух Библию в красном переплете или рассказывал о старой крепости и о Давиде — каменотесе на горе.

6

Андреас, первый гончар долины, дожил до глубокой старости. Он увидел своих правнуков и даже одного праправнука.

Все члены его семьи сызмальства умели обращаться с глиной, придавать ей различные формы. Позже они и сами не могли припомнить, когда и как постигли гончарное искусство, подобно тому как не помнили, кто и когда научил их говорить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное