Жизнь на старой римской дороге

А вечером, когда Торик вернулся домой, он с трудом узнал свой дом. Вся мебель была расставлена по-новому, удобно, со вкусом, — хотя никаких новых вещей не прибавилось, комната казалась нарядней и светлей.

Торик долго, восхищенным взором оглядывал все кругом, и сердце его радовалось.

— Ангел мой, — произнес Торик искренне, — ты ведь устала, ложись сегодня спать пораньше.

Анжела уверяла его, что не устала, ибо работать ей было легко и радостно.

Торик не поверил ей, потому что знал по опыту, как устает человек от работы, и все просил ее лечь поскорей.

* * *

Дни пролетали быстро, как взмывшие в небесные выси голуби. Счастью Торика не было предела. Но по городу ползли слухи.

— Эй, ты слышал, — говорили друг другу на улице приятели. — Паланчи Торик привел к себе в дом проститутку.

Весь город пальцем показывал на Торика. Даже тот приятель, который познакомил его с Анжелой, порвал дружбу с Ториком, да еще направо-налево всем рассказывал:

— Понимаете, как увидел Торик эту женщину, так схватил ее, словно коршун добычу, и увел к себе домой.

Турвантан хоть и молчала, прикусила язык, но не мирилась с ужасной действительностью. «До чего я дожила, — горевала она, — моя невестка — проститутка». Она месяцами не выходила на улицу — ни в баню, ни на рынок, ни в церковь, ни к своим близким приятельницам.

— Буду сидеть дома, пока богу душу не отдам, такого позора я не перенесу, — твердила она.

Анжела тоже из дому не выходила, чтобы не появляться на глаза людям и не подавать повода для разговоров, днем и ночью занималась хозяйством, а Торик не обращал на пересуды никакого внимания. Он гордо расхаживал по городу, лихо надвинув шапку на лоб.

— Покажите мне хоть чью-нибудь дочь, которая была бы порядочней моей жены, — говорил он. — Вот, к примеру, дочь Енго. Так она не то еще вытворяла. А разве дочь Демирчохли не осталась с животом, не имея еще мужа? Ну кого еще привести в пример? Да что там! Разве не дочь Суриева родила ребенка от своего же слуги? А дочь Чавушяна Керопа не сбежала с любовником в другой город? Ничего себе, порядочные. Ха, ха, ха…

Все это было правдой, но об этих сплетничали втихомолку.

Однажды Анжела, но выдержав, заплакала:

— Торик, бесценный мой, лучше я уеду из этого города, ты избавишься от сплетен.

— Что ты болтаешь, — возмутился Торик, — ты с ума сошла. Ты для меня самая святая женщина на земле.

Анжела благодарно прижалась к мужу.

За короткое время дом Торика совсем преобразился: на окнах появились красивые занавески, стулья и тахта были прикрыты чехлами, стены побелены, двери и оконные рамы заново окрашены, в коридоре настлан деревянный пол. Во всех углах стояли горшки с цветами, и по утрам они весело пестрели под солнечными лучами. Маленький заброшенный садик за домом совсем преобразился благодаря заботам Анжелы. Раньше там росли только сорняк да бурьян, а теперь появились ровные грядки, цветы. Сам Торик был чисто одет, обут с ног до головы, ухожен. Его черные усы, прежде беспомощно свисавшие, теперь, словно большие запятые, торчали по обе стороны носа. Вместо мятых шаровар он носил настоящие европейские брюки, безвкусная цветастая рубаха была заменена белой сорочкой. Теперь он всегда носил галстук. Во все это вкладывала свое умение и вкус Анжела.

Чем больше сплетничали о ней, тем глубже становились в ней чувства любви и признательности к Торику, к этому грубоватому и неотесанному парню с такой прекрасной, чистой душой.

— Торик, душа моя, — говорила Анжела, — я ради тебя на все пойду. Ты ведь меня спас от гибели.

Она обнимала Торика, и ее голубые ласковые глаза наполнялись слезами.

— Ты забудь о своем прошлом, — говорил ей Торик и гладил ее золотые волосы огрубевшими пальцами, знавшими в жизни одну тяжелую работу. Торик каждый день приносил жене подарки, порой самые незначительные, но всегда говорящие о его внимании, клал их перед женой и говорил:

— Это я принес тебе, мой ягненок, ешь.

Торик не был красноречив, говорить комплиментов не умел, кроме «ангел мой» или «ягненок мой», он не мог придумать ничего, что выражало бы его любовь, но Анжела чувствовала в этих простых словах необычайную теплоту и ласку. Наконец время само заткнуло глотку сплетникам. Трудолюбие, домовитость Анжелы постепенно расположили к ней людей.

— Видели вы, как проститутка стала порядочной женой? — удивлялись соседи.

А какая-нибудь свекровь кричала на свою зазевавшуюся невестку:

— Горе ты мое, погляди на невестку Турвантан, ты ей и в подметки не годишься.

Со временем и у Турвантан изменилось отношение к невестке, сначала она жалела оклеветанную девушку, а потом на смену жалости пришла настоящая материнская любовь.

Как-то Турвантан вошла в кухню, когда Анжела стирала носки Торика. Она взяла мыльные руки невестки в свои, прижала ее к себе и заплакала. Анжела поняла, почему она плачет, и почувствовала, что эти слезы облегчали ее душу.

— Невестушка моя, хорошая моя, нет на свете второй такой, как ты, а я, старая, так виновата перед тобой, доченька, — сквозь слезы говорила Турвантан.

Анжела ничего не отвечала, она крепко прижалась к свекрови, и обе женщины расплакались.