Жизнь началась (СИ)

Мы с другом уже битый час выбивали ковры. Кто же знал, что в них окажется столько пыли? Такое чувство, что с самой постройки дома, их никто не удосужился выбить. Нам оставалось лишь протереть полки и наша работа, а вместе с ней и большая часть дня, была бы закончена.

– Знаешь, Китнисс, – промолвил Гейл, когда мы возвращали ковер на его законное место в доме, а именно на пол в гостиной, – Я не узнаю тебя.

– Что? – это было так неожиданно, и моя ноша чуть не оказалась на полу. Как это, он не знает меня?

– Понимаешь, ты стала…, – друг замялся, подбирая подходящее слово, – Ты стала…домашней.

– И как это понимать?! – гнев беспощадной волной поднимается по моему телу, испепеляя все остальные чувства.

– Раньше, – он продолжил так, словно и вовсе не замечал моей ярости, – Я даже не смог бы представить такой ситуации, чтобы ты, Китнисс посвятила себя уходу за домом и готовке. Ведь ты же – бунтарь.

На этом слове я срываюсь и слова, неудержимым потоком, вырываются из меня.

– Да?! А сколько людей из-за этого погибло, сколько домов было разрушено. Мой, наш, дистрикт был сожжен дотла. Все, кто связан со мной, тоже пострадали: Прим умерла, Цинна умер, Финик умер, Пита пытали! Ему изменили сознание, отняли душу – а это равносильно смерти! А сейчас ты вздумал упрекать меня за то, что я решила измениться, за то, что я больше не желаю смерти никому! Гейл, если ты приехал к нам, чтобы вновь разжечь смертоносный огонь, то ты зря ехал!

Он ничего не ответил, молча вошел в дом, положил ковер и посмотрел на меня взглядом, по которому можно было понять: я была права.

– Убирайся, – ноль реакции, – Убирайся из этого дома и никогда не смей возвращаться!

Гейл развернулся и ушел. Просто ушел, даже не сказал ничего. Медленно, на трясущихся ногах я опустилась в кресло, закрыла лицо руками и дала волю слезам. Гнев уходил через, сотрясающие меня рыданья, намного быстрее. Вот так, за несколько минут я потеряла друга, поняла, какой меня видят люди и чего они от меня ждут.

Сойка-пересмешница – это как клеймо, оно выжжено на моём теле, на всём, что связанно со мной. Символ революции останется навсегда. Уже неважно, сколько всего я могу сделать, как многое могу изменить. Я навсегда останусь бунтарем.

А ведь не возьми я тогда у подруги эту брошь, Сойки могло бы и не быть. Но я тут же понимаю: тогда бы меня просто называли по-другому, и символом стала бы Китнисс Эвердин.

– Боже мой, Китнисс! – Пит упал рядом с креслом на колени и обхватил ладонями моё лицо, – Что случилось? Это Гейл? Он тебя обидел?

Я еле заметно киваю, ведь это правда, это Гейл и он меня обидел.

– Я найду его, я убью его, – всё тело Пита трясётся от гнева.

– Пит, – мой голос осип от продолжительных рыданий, – Это правда?

Его гнев улетучивается, Мелларк, недоумевая, смотрит на меня, я еще не задала вопрос.

– Люди видят во мне бунтаря?

– Кто тебе это сказал? – любимый не на шутку взволнован.

– Он, – только и выдавливаю я, но этого хватает, чтобы он понял о ком идёт речь.

– Нет, Китнисс, это не правда, – его голос полон уверенности, – Конечно, есть такие люди, у котрых не сильно развит интеллект, и они могут видеть тебя именно так. Но не стоит забывать, что есть и другие. Они видят девочку, которая пошла на Игры вместо сестры, человека, что ненавидит убийство, как бы странно сейчас это не звучало. Они видят Китнисс Эвердин, жительницу дистрикта двенадцать, которая может покорить любого своей красотой, – только я хочу прервать его, как он произносит, – И это правда, – и целует меня.

Конечно, слова Пита произвели на меня эффект, но он оказался не столь сильным, чтобы полностью успокоить меня. До сих пор в голове звучал голос: «Ведь ты же – бунтарь». Он не прав, меня вынудили на бунт. Я сделала это для того, чтобы уничтожить Голодные Игры, хоть этого никто и не забудет.

– Ты прав. Ты прав.

– Вот именно, – он оглядел по сторонам комнату, потом посмотрел в окно, – Погода стала лучше, если ты уже закончила, то мы могли бы отправиться в лес.

– Пит, ты же…

– Пособирать всяких ягод или грибов. Ведь совсем скоро будет не до этого, работать на заводе будем как-никак.

– Знаешь, а пошли! – судя по взгляду любимого, он не ожидал, что я соглашусь так скоро, но был несказанно счастлив, что теперь я нахожусь в лучшем состоянии духа.

В лесу вновь было тихо, приближалась зима, и животные начали готовиться к спячке. Но, словно по заказу, нам удалось найти куст со съедобными ягодами. Мы брели и брели вглубь леса, натыкаясь на следы животных, изредка слыша голоса птиц. Странное жужжание исходило с вершины дерева, под которым покоился нетронутый ягодный куст.

– Пит, уходим, – я старалась всеми силами сделать так, чтобы мой голос звучал ровно и не привлёк внимания насекомых.

– Почему? Ты только посмотри на это количество ягод, удивительно, что их никто не съел.

Нет, не удивительно. Животные всегда боялись подходить близко к осам.

– Просто пошли! – прошипела я.

– Я не уйду, пока не соберу всех этих я… – на его лице промелькнула сотня эмоций, оставив после себя лишь гнев, – Я никуда не уйду, пока не убью тебя, Китнисс!!!