Жизнь начинается сегодня

— Слышь? — заторопился он. — Слышь, дела какие выходят: желаем пересмотр образовать! Перешерстить!

— Он пишется в середняках, — вмешался Василий, боясь, что Артем не так объяснит, как надо, — в середняках, а по размышлениям и поступкам он кулацкой породы!..

— Об чем вы, ребята? — насторожился Зайцев. — Не ясно мне. Ясности не понимаю.

— Ясность... — Артем посмотрел на секретаря, на Степана Петровича, а потом, вздохнув, сказал Василию:

— Валяй ты! Обсказывай.

— Я сейчас... — заторопился Василий. Он даже встал на ноги и начал скрести пальцами покрытый газетною бумагою стол.

— Почему такое получается? — покраснев от натуги и непривычки говорить перед внимательными и насторожившимися слушателями, заторопился он. — Неправильно! Пошли мы в колхоз, в комуну, бьемся, что наладить обчую жизнь, а другие подсмеиваются и вредят!

— Кто вредит?

— А кто больше? кулаки!

Степан Петрович притянул к себе свои бумаги и положил их деловито в сумку.

— Где ты, Василий, опять кулаков нашел? Бузишь!

— Их искать не надо! — опять выскочил Артем. — Они округом понасели! Сколь хошь их округом осталось!

— Буза! — махнул рукою Степан Петрович. Но Зайцев остановил его:

— Не мешай. Дай мужику высказаться. Не путай.

— Не путай, это верно! — обрадовался Василий поддержке со стороны Зайцева. — Мне спутаться недолго. Не привыкший я докладать...

Красный огонек прыгал и дрожал за закоптелым стеклом. Тени на стенах подплясывали. За столом стало сразу тесно: все сдвинулись поближе к Василию и Артему.

— Не умею докладать... Только скажу я вам, товарищи ячейка, что мы, беднота, балахонская мелкота да голытьба, еще своего полного голосу не имеем... Возьму я этот случай с Галкиным. Выходит, он, справедливо сказать, как собака на сене: ни себе, и другим. И с кем ни скажешь об этом, все за его заступаются! Вот ты, Степан Петрович!.. — Василий повернулся к председателю. — Вот ты меня сразу же отшил напрочь с этим делом. А потом в сельсовете этак же...

— Какое дело? Какой случай с Галкиным? — перебил Василия Зайцев.

— Эх! — огорчился Василий. — Неладно все у меня выходит. Стало-быть, я тебе еще не обсказал об сене! Ну, вот...

Путаясь и сбиваясь, Василий, наконец, толком и подробно рассказал о том, как он принялся добывать корма для коммунального стада, и о том, какие пришлось ему в этом деле встретить препятствия. Подробней и многословней всего он поведал о столкновении своем с Галкиным.

Слушали Василия молча и внимательно. Зайцев изредка переспрашивал что-нибудь, но не сбивал Василия, а помогал ему распутывать свою речь. Степан Петрович усмехался.

6.

Через два дня после разговора в ячейке в коммуне состоялось собрание бедноты.

Об этом собрании в коммуне и по деревне вспыхнули горячие разговоры. Когда часть коммунаров и крестьян узнала, что на собрание созываются только бедняки и батраки и что середняков туда вовсе и не зовут, по избам, по углам покатились темные и острые догадки. Дошли разговоры эти, догадки эти и до Марьи. Она налаживала корм скотине и с грубоватой ласковостью отталкивала нетерпеливую буренку, когда одна из женщин нарочито громко и весело прокричала:

— Ну, девки, бабы! беднячки да батрачки, налаживайтесь седни после паужина на сходку, на собранье!

Марья подняла голову.

— Пошто же это не всех скликаешь? — удивилась она. — Не все разве в коммуне одинакие?

Сначала никто ничего не ответил ей. Но затем тот же звонкий бабий голос задорно прозвенел:

— Значит, Марья, не совсем одинакие!

— Ростом, али рожей не вышли? — осердилась Марья и с досады толкнула корову. — Али чем иным?!

— Бедноту соединять будут, — примирительно объяснила соседка Марьи. — Василий да иные балахонские стараются.

Марья покрутила головой:

— Обчее, мирское, может быть, дело, всюю камуну надо бы собирать, Ладно ли это — одних в одну сторону, а других в другую?..

— Видно, так надобно...

Марья понесла домой горячую обиду. По дороге она встретилась с такими же обойденными женщинами. Она посетовала, поохала, те тоже закручинились. В бабьих охах и ахах пошли предположения и догадки.

— В камуне, слышьте, одних бедняков оставят! Тех, кои ничегошеньки с собою в мир, в обчий кошель, не принесли!

— Середняков просто безо всего выгонят, да и конец!

— Не может этого быть!

— Нет, девоньки, может быть!.. Все, все может быть!..

Слушки, догадки и предположения поползли по избам. А на третий день собрание бедноты и батраков состоялось.

Собрались в избе-читальне. Был вечер, и опять тускло горела лампочка и тени беспорядочно шарились по стенам.

Василий с Артемом устроились у двери и пропускали на собрание с разбором, оглядывая каждого пришедшего.

— Чтоб неподходящие какие не сунулись! — весело объяснил Василий.

— Одна чистая пролетария нонче на совет созвата! Безо всяких других которые! — вторил ему Артем.

Коммунары сходились возбужденные и заинтересованные небывалым собранием.

Тени густели и липли дружнее к стенам. Говор крепчал. Изба-читальня наливалась людским шумом.