Жизнь начинается сегодня

— Чудила! — накинулся на него Савельич. — Разве ты напраслину про того храпа говорить станешь? Ты все, как было и какие слова вредные он выкладал тебе, расскажешь. Он, слышь, не тебе одному песенки свои пел. Он людей многих смущал. И по всему видно, не от своего собственного он ума вредность свою производил. От какого-то хозяина работает.

Они пришли в групком, помещавшийся через дорогу от стройки. Там было полно народу. Савельич с Власом протиснулись к столу, за которым сидело несколько человек. Влас узнал среди них Андрея и Суслопарова.

— Вот мужика привел я, — сообщил Савельич и, обернувшись к Власу, подтолкнул его: — Расскажи товарищам про Феклина этого самого. Расскажи.

Сидевшие за столом обернулись к Власу. Раздосадованный и смущенный, он пасмурно переминался с ноги на ногу и молчал. Председатель групкома вытянулся к нему через стол и поощрительно сказал:

— Валяй, товарищ! В чем дело?

— Да я, может, ничего и не знаю... — хрипло проговорил Влас. — Откуда мне про его знать? Он сам по себе, а я свое дело знаю, окромя ничего.... Я с им два-то раза разговаривал ли, не помню... У меня душа к ему не лежит...

— Почему? — встрепенувшись, заинтересовались и председатель и другие.

— Пустоплюй мужик. Брехун. Правды в ем нету...

— Какой же правды? — тонко усмехнувшись, спросил Андрей и быстро переглянулся с председателем.

— Обыкновенной... — Влас почувствовал себя задетым и втянутым в беседу, но остановиться уже не мог и говорил дальше: — И к тому же злобится он на все, все ему не нравится, все не по нутру...

— А ты знаешь, — перебил его председатель, — что Феклин этот во вредительстве у нас на постройке замешан?

— Нет, — встревоженно поднял голову Влас. — Не известно мне об этим.

— Замешан, и не он один. Цельная компания их была.

— Ну, сволочь! — вырвалось у Власа искренно. — А мне толковал, что, мол, леса тогда строители да комитетчики подпиливали. Вот гад, так гад!

— Он бедняком да обиженным прикидывался...

— Какой он бедняк! — возмутился Влас. — Он сам хвастал мне, что коровы у него были холмогорки, четыре, хлеба снимал на продажу... Рази такие бывают бедняки.

Андрей откровенно засмеялся:

— Он от раскулаченья сбежал. Добришко свое успел спустить, а сам подался в город. Таких здесь не мало бродит. Скрываются до времени.

Недовольно поморщившись, председатель групкома резко сказал, и глаза у него были холодные и чужие.

— Об тебе, Медведев, пожалуй тоже надо сведения собрать. Работаешь ты здесь, а толком и неизвестно, отчего ты из деревни своей ушел...

— Тоже, думаешь, от раскулаченья убежал? — возмущенно выпрямился Влас.

— Если бы я так думал, так с тобой и разговор другим манером шел, — немного смягчая суровость своего тона, перебил Власа председатель. — Не думаю, а для других требуется. Чтоб все в ясности было.

Молчавший до того Савельич тихонько коснулся рукою плеча Власа.

— Всем перебор идет, дружок. До самой души кажного.

— А насчет Феклина, — продолжал председатель, — так его уже куда нужно прибрали. Теперь и за дружков его.

— И за хозяев! — сыпнул веселым смешком Савельич.

— И за хозяев примамся.

— А где они, ихние хозяева? — нерешительно заметил Влас.

— Притаились. Как клопы, по щелям сидят. Да только их пошпарят кипяточком, они и выползут!

За столом засмеялись. Засмеялись и стоявшие сзади Власа. Влас даже не улыбнулся.

Председатель нагнул упрямо голову и снова обратился к Власу:

— А ты, Медведев, все-таки доставь нам о себе данные. От сельсовета или каких достоверных людей.

— Он доставит, — вместо Власа быстро и успокоительно заверил Савельич.

— Попробую... — сумрачно подтвердил Влас.

Из групкома Влас ушел подавленный и недовольный собою. Еще сильнее был он недоволен Савельичем. И когда он с ним немного позже встретился в бараке, то попенял ему:

— И зачем ты меня туда таскал, Савельич?

— Ничего, брат. Привыкай. А вот насчет сведений о себе, так я тебе присоветую: пущай парнишка твой, ну и этот трахторист сходят да обскажут об тебе, что ты не меченый да не порченый. Хе, хе!

Влас в сердцах рванул к себе пиджак и перекрылся им через голову.

2.

Тракториста выписали из больницы раньше Фильки. Парнишка, узнав о том, что Николай Петрович уезжает в Суходольское без него, заплакал от обиды и огорчения:

— А меня когда домой?

— Скоро, — успокоила сестра.

Николай Петрович, оживленный и радостный, пришел прощаться с Филькой.

— Ну, герой, до повиданья! Поправляйся вчистую и шпарь за мной. Поклоны всем передавать?

— Передавай... — глотая слезы, согласился Филька. — Мне теперь ску-ушно будет. Совсем, совсем скушно...

— Не горюй! Не более недели продержут, а потом покатишь домой.

Тракторист уехал, Филька втихомолку поплакал и стал с нетерпением дожидаться отца.

А Влас что-то замешкался с приходом в больницу. У Власа закрутились на стройке дела, внезапно захватившие его целиком. У Власа закружилась голова.