Жизнь наградила меня

Я выскулила книгу на три дня и потащилась за ней в Павловск. Я пила компот с его тугоухой тещей, выслушивала истории об их кошке Алисе и спаниеле Турандот, рассказала содержание фильма «Королева Кристина», клялась, что берегу книги как зеницу ока, и, наконец, прижимая Дос Пассоса к груди, едва успела на последнюю электричку… Когда я вернулась домой, оказалось, что «Сорок второй параллели» в сумке нет. Где я ее оставила? Я обзвонила таксомоторные парки, побывала в бюро находок Витебского вокзала, разругалась с родителями и проплакала до рассвета. Утром я разыскала по телефону книжного спекулянта Аркашу Бусина и заклинала до трех часов дня достать «Сорок вторую параллель» за любые деньги.

– Зачем за любые? – удивился Бусин. – Я не гангстер. Старик Дос Пассос стоит три сотни. Приезжайте.

На занятия я не пошла. Помчалась на край Вселенной к папиной сестре Наточке, единственному человеку на свете, который безропотно давал в долг. Потом к Бусину за книгой, потом в парикмахерскую, в Елисеевский за бужениной, в «Норд» за пирожными, на рынок за цветами… И всё это на такси.

К двум часам квартира была вылизана, полы натерты, в вазах благоухала сирень.

– К нам едет ревизор, – флегматично сказал папа.

Я огрызнулась и притворилась, что учу палеонтологию. В половине третьего папа заглянул в мою комнату.

– Оцени нашу деликатность. Я ухожу на заседание кафедры, а твоя мать – в издательство… А могли бы, между прочим, остаться дома. Жалко, у нас нет арфы, тебе бы очень пошла арфа, муаровое платье и локоны до плеч. Или на худой конец цитра.

– Не дразни тигра, – раздался из передней мамин голос.

Наступило три часа, четыре, половина пятого… Сперва я пыталась читать проклятую «Параллель», но строчки разбегались, как муравьи. Потом я уселась на стул в передней, чтобы услышать, как хлопнет в подъезде дверь. И вот послышались шаги… Его шаги… Раздался Его звонок.

На пороге стояла мамина приятельница Софья Борисовна. Представьте себе крашеную, крючконосую, но моложавую, ухоженную Бабу-ягу. Папа замечательно имитировал ее визгливый голос и манеру задавать около сорока идиотских вопросов в минуту. Мама страстно ее защищала: «Соня – добрый, исключительно порядочный человек».

Итак, на пороге стоял «добрый, исключительно порядочный человек». И почему ее всегда приносит не вовремя и без звонка?

– Здравствуй, Людонька, мама дома?

– К сожалению, нет. – Я закрыла собой дверь, как Александр Матросов свою амбразуру.

– А где-е же она?

– Понятия не имею…

Гостья сделала шаг вперед, и мне пришлось ровно на шаг отступить.

– Как? Ушла и не сказала куда? – Небольшой нажим, и Софья очутилась в передней.

– Не промолвила ни слова.

– Странно как-то. Я так не поступаю. Гуля и Нолик всегда знают, где меня найти. – И она начала расстегивать пальто.

– Софья Борисовна, я очень занята.

– А когда она ушла?

– Часа два назад.

– А когда она придет?

Я проявила железную выдержку и только пожала плечами.

– Знаешь, детка, я, пожалуй, ее подожду. Из нашей глухомани выбраться целое дело, а я как раз оказалась в вашем районе. Не возражаешь?

В мозгу пронеслись все мыслимые способы расправы: четвертовать, посадить на кол, повесить на дерево вверх ногами… От ненависти я замычала.

– И поставь, лапуля, чайник, у меня с утра маковой росинки во рту не было.

Желая ей сгореть, предпочтительно в муках и корчах, я поплелась на кухню. Баба-яга следовала по пятам.

– Как ты, зайчик, справляешься в институте? Мой Нолик от этих курсовых воет волком.

– Извините, Софья Борисовна, но я должна погладить белье.

– Кисочка, мы же свои люди, не обращай на меня внимания.

Гладить я пошла в ванную. Гладильной доски у нас не было. Я положила на края ванной чертежную доску, а сверху байковое одеяло. Доска занимала половину ванной, в оставшееся пространство можно было влезть. Я включила утюг и начала гладить блузку. Софья стояла в дверях и бубнила про «миленькое голубенькое платьице», которое она достала в комиссионке для своей дебилки Гули… Я боялась, что раскрою ей голову утюгом.

– Софья Борисовна, не могли бы вы посидеть в комнате, я хочу принять душ.

– Неужели ты меня стесняешься, ласточка? Впрочем, все дети одинаковы, Гулька тоже меня из комнаты выгоняет… Ну, ладно, ухожу, ухожу.

Я закрылась на крючок, разделась, пустила горячую воду и влезла в оставшуюся половину ванны. Наконец я нашла место, где можно предаться отчаянию без посторонних глаз. Почему он не пришел? Слезы, мешаясь с горячей струей, текли без остановки, и сквозь шум воды я не услышала звонка.

– Не беспокойся, я открою, – пропела за дверью Баба-яга.

И вдруг раздался Витин голос:

– Скажите, пожалуйста, Люда дома?